Он покачал головой.
— Государственные награды — это не моя сфера.
Он посмотрел на небо, посмотрел на меня — я был одет в цвета принцессы.
— А какая вам будет польза от того, что вы это выясните?
— Не знаю, — откровенно ответил я. — Но кто-то должен поплатиться за то, что сделали с Бобби и моей сестрой.
— Хм-м. А почему бы им не задать эти вопросы самим?
Я пожал плечами.
— Они просто не смогут.
— Они не смогут, а вы, значит, можете?
Он смотрел на меня оценивающе и в то же время насмешливо.
— Эти статьи были жестокими и подлыми, — решительно сказал я. — Бобби и моя сестра Холли — мягкие, тихие, добросовестные люди, которые всего-навсего пытаются развивать свое дело и не делают никому ничего дурного.
— И нападки на них вас раздражают?
— Да, конечно. А вы бы не рассердились на моем месте?
Он поразмыслил.
— Если бы речь шла о моей дочери — да, конечно. — Он коротко кивнул. — Ничего не обещаю, но поспрашиваю.
— Спасибо вам большое, — сказал я. Он улыбнулся и, перед тем как уйти, сказал:
— Лучше выиграйте для меня в следующий раз.
Я сказал, что постараюсь. Интересно, почему я назвал Бобби мягким и тихим? Синяки от его кулаков до сих пор виднелись на моих боках между багрово-красных знаков внимания от копыт скакунов. Бобби — брат ветра, дремлющий в тиши зародыш урагана…
Я снова вернулся в раздевалку за шлемом и хлыстом и вышел в паддок к шестой, и последней, скачке сегодняшнего дня — двухмильному стипль-чезу для новичков.
— Просто жуть! — сказала стоявшая там Даниэль.
— Что «жуть»? — поинтересовался я.
— Мы подъехали на санитарной машине к одному из препятствий. Стояли у самого препятствия и смотрели, как вы прыгаете. Такая скорость… так быстро… с трибун это незаметно.
— Это в трехмильном стипль-чезе, — кивнула принцесса.
— Врач сказал, что вы несетесь со скоростью более тридцати миль в час. Он говорит, вы все психи. И он прав.
Принцесса спросила, не собираюсь ли я выиграть и четвертую скачку в этот день, но я сказал, что вряд ли: Даулагири был далеко не так талантлив, как Кинли.
— А в этой скачке участвует женщина, — заметила Даниэль, осматривавшая жокеев, стоявших рядом с владельцами лошадей. Она без улыбки взглянула на меня.
— Что вы подумаете, если вас победит женщина?
— Что у нее лошадь резвее моей, — ответил я.
— Ох ты…
Принцесса улыбнулась, но ничего не сказала. Она знала, что я не люблю состязаться с немногими профессиональными женщинами-жокеями — не из страха за свое уязвленное мужское «эго», а потому, что никак не могу подавить в себе инстинкт защитника. Соперник-мужчина упал — и пусть себе; но я так и не смог научиться спокойно перепрыгивать через упавшую женщину. Когда я представляют себе, что падения и удары копыт могут сделать с их лицом и телом, мне становилось нехорошо. Женщины-жокеи презирали меня за эту слабость и пользовались ею при любой возможности.