— Сколько у вас долгов, кроме того, что вы задолжали за жеребят? — спросил я.
Я не ожидал, что Бобби мне скажет. Он и правда поколебался, но потом все же ответил. Я поморщился.
— Но мы заплатим! — сказала Холли. — В свое время мы непременно заплатим! Мы же всегда расплачиваемся!
Бобби кивнул.
— А с жеребятами так нехорошо вышло! — горячо продолжала моя сестра.
— Один из наших владельцев сказал Бобби, чтобы тот купил для него одного из жеребят, и разрешил поднять цену до пятидесяти тысяч. Бобби жеребенка купил, а потом этот владелец позвонил и сказал, что очень извиняется, но жеребенка взять не может, потому что у него денег нет. А если мы выставим его на следующем аукционе, мы много потеряем. Так всегда бывает. Люди решат, что с ним что-то не в порядке.
— Может быть, мне удастся продать его нескольким владельцам, — сказал Бобби. — Разделю цену на двенадцать частей… Но на это нужно время.
— Ну, банк вам время даст! — сказал я.
— Как бы не так! Наш банкир в панике из-за этой проклятой статейки.
— Что, и ему тоже подбросили эту газетенку?
— И ему тоже, — мрачно кивнула Холли. Я передал Бобби слова лорда Вонли о том, что в газету сообщил кто-то из своих, у кого есть на него зуб.
— Да, но кто? — спросил Бобби. — У нас ведь действительно нет врагов. — Он покосился на меня с беззлобной усмешкой. — В свое время я решил бы, что это кто-то из Филдингов.
— Более чем возможно.
— Дедушка?! — воскликнула Холли. — Не может быть! Конечно, он меня так и не простил, но он не мог… ведь правда не мог, Кит?
Мы подумали о старом упрямом грубияне, который до сих пор держал целую конюшню лошадей в полумиле отсюда и каждое утро орал на поле на своих несчастных конюхов. В свои восемьдесят два года он по-прежнему оставался крепким, жилистым человеком, искусным интриганом, который сожалел лишь о том, что деда Бобби больше нет в живых и не с кем состязаться в хитрости.
Конечно, старый Филдинг был не менее старого Аллардека возмущен этим немыслимым браком, но он воспитал нас с Холли и по-своему любил нас. Я не мог поверить, что он способен попытаться разорить свою внучку. Разве что он впал в маразм от старости — такое, к сожалению, случается.
— Надо сходить к нему и спросить, — сказал я.
— Что, прямо сегодня? — Холли взглянула на часы. — Он, наверно, уже спит. Он же рано ложится.
— Утром схожу.
— Мне не хочется, чтобы это оказалось делом его рук, — сказала Холли.
— И мне не хочется.
Мы некоторое время посидели за кофе. Наконец я сказал:
— Составьте список всех людей, про которых вы знаете, что им подсунули это «Знамя» с выделенной статьей. Завтра попробую зайти кое к кому. По крайней мере, к тем, кого застану в воскресенье.