Он похлопал меня по руке — это был знак высшего одобрения.
— Мы с тобой и вдвоем проживем, верно? Этого довольно!
Он повел меня в столовую. На столе стояли два подноса, накрытые салфетками. Он снял одну из салфеток. На подносе был тщательно сервированный ленч на одного: сыры, крекеры в прозрачной пленке, кубики масла, рахат-лукум, банан и яблоко с серебряным фруктовым ножичком. На втором подносе был обед.
— Новая экономка, — коротко пояснил дед. — Очень хорошая.
«Дай ей бог здоровья», — подумал я. Снял пленку с крекеров, сходил за вторым ножом и тарелкой, мы уселись друг напротив друга и принялись кушать.
Мы оба ели очень мало, дед от старости, я — по необходимости.
Я рассказал ему про статью в «Знамени» и тотчас с облегчением понял, что дед здесь ни при чем.
— Мерзость! — сказал он. — Хотя, надо тебе сказать, мой покойный отец вполне мог бы устроить такую штуку, если бы додумался. — Дед хихикнул: — Я когда-то и сам мог бы устроить такое Аллардеку.
Для деда Аллардеком был дед Бобби, отец Мейнарда, недорогой усопший.
Сколько я себя помнил, дед никогда не называл его иначе, чем просто Аллардеком.
— Но только не Холли, — сказал дед. — Холли я бы такого не сделал. Это было бы некрасиво.
— Конечно.
Дед взглянул на меня.
— А она что, решила, что это мог сделать я?
— Она сказала, что этого не может быть и что ей очень не хотелось бы, чтобы это оказался ты.
Дед удовлетворенно кивнул. Он не обиделся.
— Верно. Малышка Холли! И что на нее нашло, что она вдруг выскочила замуж за этого крысеныша?
— Он вовсе даже не плох, — сказал я.
— Он такой же, как Аллардек. Точно такой же. Весь напыжился, когда его лошадь обошла мою две недели тому назад в Кемптоне.
— Но ты не подал апелляции, насколько я помню, — заметил я.
— А не из-за чего было. Они не сталкивались, не мешали друг другу, не пересекали дорогу… Его лошадь обошла мою на целых три корпуса! — сказал он с возмущением. — А ты что, был там? Что-то я тебя не видел.
— Читал в газете.
— А-а.
Дед выбрал банан. Я съел яблоко.
— Я вчера смотрел тебя по телевизору на скачке на приз «Глашатая».
Противная скотина. Злобная. Это сразу видно.
— Угу.
— Вот и люди бывают такие же, — сказал дед. — Способные на все и готовые сделать все, что угодно.
— Но ведь он же выиграл! — возразил я.
— Еле-еле. И только благодаря тебе. И не спорь. Я люблю смотреть, как ты ездишь. Таких жокеев, как ты, среди Аллардеков не было, нет и не будет.
— Ты и Аллардеку это говорил?
— Говорил, конечно. Ух и злился же он! — Дед вздохнул. — С тех пор как он помер, все как-то не так. Я думал, мне легче дышать будет, но стало как-то скучновато. Я любил смотреть, как он кривится, когда мои лошади приходят первыми. А однажды мне удалось добиться, чтобы его лошадь сняли с соревнований на Сент-Леджере: мои шпионы мне доложили, что у нее стригущий лишай. Я тебе не рассказывал? Он готов был просто убить меня в тот день. И убил бы, если бы мог. Зато он переманил у меня одну владелицу — набрехал ей, будто я никогда не выставляю ее лошадей на те скачки, где они могли бы выиграть. Но они и у него не выигрывали. И я никогда не давал ему забыть об этом!