Он очистил банан, порезал его на ровные кружочки и теперь задумчиво смотрел на них.
— Мейнард опять же, — сказал он. — Мейнард меня тоже на дух не переносит, но Аллардеку он и в подметки не годится. Он тоже изо всех сил рвется к власти и ни перед чем не остановится, но он еще и подлюга, каким его папаша никогда не был, при всех своих недостатках.
— В смысле — подлюга?
— Молодец против овец, а против молодца и сам овца. Он лизал пятки всюду, куда пробивался, и наступал на тех, кто оказался ниже его. Он еще мальчишкой был мерзким подлизой. Однажды на Поле он имел наглость подойти ко мне и заявить, что, когда он вырастет, он станет лордом и тогда мне придется кланяться ему и всем остальным тоже.
— В самом деле?
— Он еще маленький был. Лет восьми, не то девяти. Я ему сказал, что он гаденыш, и надрал ему уши. Он, конечно, нажаловался папаше, и Аллардек прислал мне возмущенное письмо. Ох, и давненько же это было!
Он без особого удовольствия съел кусочек банана.
— Но вот это желание, чтобы люди ему кланялись, — это в нем осталось, я думаю. А иначе зачем ему весь этот бизнес?
— Чтобы выигрывать, — сказал я. — Ведь и мы с тобой тоже стремимся выигрывать, если можем.
— Да, только при этом мы не топчем других. Мы не хотим, чтобы нам кланялись. — Он ухмыльнулся. — Хотя я был бы не прочь, чтобы мне кланялись Аллардеки!
Мы сварили себе кофе. За кофе я позвонил дедушкиным поставщикам, его ветеринару, кузнецу и водопроводчику. Мой вопрос всех чрезвычайно удивил.
Нет, никто из них номера «Знамени» с обведенной красным статьей не получал.
— Да, видно, у крысеныша завелся предатель в собственном доме, — сказал дед без особого сожаления. — А кто у него секретарем?
— У него нет секретаря. Он сам ведет дела.
— Хо. Вот у Аллардека секретарь был.
— Ты же мне раз сто говорил, что Аллардек завел секретаря только потому, что секретарь был у тебя. Ты в его присутствии похвалился, что у тебя так много лошадей, что приходится держать секретаря, и он тоже нанял секретаря.
— Ну да, он никогда не мог перенести, чтобы у меня было что-то, чего у него нет.
— И, насколько я помню, — сказал я, — ты был просто вне себя, когда он приобрел тренировочные стартовые кабинки, и не успокоился, пока не завел их и у себя тоже.
— Ну что ж, никто не совершенен! — Дед как ни в чем не бывало пожал плечами. — Но если у крысеныша нет секретаря, кто еще может знать его жизнь как свои пять пальцев?
— Вот в этом-то весь вопрос, — сказал я.
— Мейнард, — уверенно сказал дед. — Больше некому. Мейнард ведь жил с отцом еще долго после того, как женился. Он женился в восемнадцать… глупо, конечно, я это всегда говорил, но у него Бобби был на подходе. А в следующие пятнадцать лет он разъезжал туда-сюда; он считался помощником Аллардека, но то и дело мотался в Лондон заключать все эти сделки. Какао, представляешь? Ты когда-нибудь слышал, чтобы кто-то сделал состояние на какао? А Мейнард сделал! Аллардек долго пыжился, повсюду рассказывал, какой у него сын толковый. А моего сына уже не было в живых. Я ему однажды напомнил об этом, довольно резко. И с тех пор он заткнулся.