— Везет, — коротко ответил я.
— Тетя явно вздохнула с облегчением, когда вы встали.
Я хмыкнул в знак согласия.
— Я тоже.
— Зачем вы этим занимаетесь? — спросила она.
— Скачками?
— Угу.
— Нравится.
— Нравится, когда вас топчут копытами?
— Нет. Это бывает не так часто.
Мы съехали с верескового холма и спокойно двинулись по дороге, которая в летнее время вечно бывает забита машинами отпускников. Но сегодня на дороге не было ни перегруженных фургонов, ни остановившихся на обочине машин с детишками, которых укачало, ни несчастных жертв кораблекрушения, мрачно ожидающих прибытия помощи. В ноябре девонширские дороги были пустынными и свободными и без помех вели нас к большим трассам, по которым мы без проблем доберемся в Чизик.
— Нет, скажите честно, — настаивала она, — зачем вы занимаетесь этим?
Я посмотрел на нее и увидел в ее лице интерес, вполне уместный для работника прессы. Еще я увидел большие серые глаза, тонкий прямой нос и решительно сжатые губы. «Красивая, породистая, ухоженная», — подумал я.
Репортеры уже сто раз задавали мне этот вопрос, и я дал стандартный ответ:
— Я занимаюсь этим потому, что родился для этого. Я вырос в конюшне. Я не помню времен, когда не умел ездить верхом. И я не помню времен, когда не хотел быть жокеем.
Она слушала, склонив голову набок и глядя мне в глаза.
— По-моему, мне раньше никогда не приходилось встречаться с жокеями, — задумчиво произнесла она. — В Америке вообще скачки с препятствиями распространены меньше, чем в Англии.
— Да, пожалуй, — сказал я. — В Англии скачек с препятствиями, пожалуй, даже больше, чем гладких. Во всяком случае, не меньше, это точно.
— Так все же, зачем вы этим занимаетесь?
— Я же вам ответил.
— Ага, — сказала она и отвернулась, глядя на проносящиеся мимо поля.
Я дал волю фантазии. Я подумал, что для меня скачки — все равно что для кого-то другого — игра на скрипке. Я тоже извлекаю мелодию из сочетания тренированных мускулов и интуиции. Я стал жокеем потому, что общение с лошадью заполняет мою душу совершенным ритмом и высоким восторгом объединения с конем; но разве этакую чушь можно сказать вслух?
— Когда я верхом, — сказал я, — я чувствую, что по-настоящему живу.
Она снова обернулась ко мне и чуть заметно улыбнулась.
— Тетя говорит, что вы умеете читать их мысли.
— Это умеет любой, кто близко общается с лошадьми.
— Но некоторые делают это лучше других?
— На самом деле не знаю.
Она кивнула.
— Да, это похоже на правду. Тетя говорит, что вы и мысли людей тоже читать умеете.
Я коротко взглянул на нее.
— Похоже, ваша тетя вам много чего наговорила.