А все-таки если бы он вернулся один, что бы почувствовал? Опять вспоминается Леон: «Женщины. Все бы вам говорить. Постоянно шумите, когда надо молчать». Не могу побороть искушение и продолжаю:
— А я у вас точно чужой не буду? Там, наверное, люди не такие, как здесь…
— Не такие. — Разглядывает траву под ногами.
— А я работать смогу, да? И деньги получать, и мы…
— Да, — отрезает он и добавляет с упреком: — И никого не надо будет убивать.
Отчаянно матерится Генч. Натыкаюсь на его спину, смотрю вперед.
— Твою мать!
Снова эти твари — три штуки цепочкой, в почве. Соединены они тонкими перешейками, взбухающими из-под земли. Та, что в середине, шевелит ложноножкой, постепенно ложноножка втягивается, появляется внизу, шарит по стеблю травы. К горлу подкатывает комок. Леон прав: вряд ли в мире есть существо гаже. Достаю пистолет, знаю, что не поможет, но с ним как-то спокойнее.
— Вот вам и в обход, — говорит Леон и шагает вперед. — Только время потеряли.
На цыпочках иду следом. Да, оно не выпрыгнет и не схватит щупальцем, оно меня не видит и не чувствует — у него нет нервной системы.
А муты про эту дрянь ничего не сказали. Не сочли достойной внимания? Привыкли, как мы к трутовику привыкаем?
Больше на пути тварей не попадалось. Я ведь видела что-то подобное, и совсем недавно. В кошмаре? Вроде наяву. Проклятая девичья память, плавно переходящая в старческий склероз! Леон бы точно запомнил.
Метров двести прошли спокойно, твари не было. Вот и славно, надеюсь, эти — последние. Впереди опять валежник, обходить надо.
Пыхтя, продираемся. За завалом — поляна, до невозможности похожая на ту, где мы впервые увидели паразитов. И, естественно, — они, во всей красе.
— Леон, мы случайно по кругу не блуждаем?
Снимает рюкзак, долго роется, находит стыренный у Синтезатора компас.
— Нет, все правильно.
Пока Леон надевает рюкзак, топчемся на месте. Леон, как обычно, первый, Генка — замыкающий.
Розовое, бесформенное, пульсирует… Мерзость. Живая падаль. Невольно вспоминаются мозги в чьем-то раздробленном черепе. Выпали — и живут себе. Но пахнет на удивление вкусно — свежестью.
Вслед за Леоном подныриваю под рухнувшую сосну. На сломе — целый выводок паразитов. На мху вокруг ствола их тоже до фига. Ступаю осторожно, стараясь не прикоснуться к ним. Впереди та же картина: куски гнилого мяса, разбросанные по земле и прилепившиеся к деревьям. Такое впечатление, что тут разорвало великана.
Истошно орет Генчик, прыжком разворачиваюсь: поднимается на ноги, рожа перекошена, в глаза слезы.
— Оно… т-теплое, — бормочет он. — К-как человек.