— Давай я тебе помогу сумку нести. — Он схватил одну из ручек.
Дома женщина растопила «буржуйку» и поставила на огонь кастрюлю. Не разуваясь, мальчик рухнул в кресло, открыл недочитанную книгу: «Шум и волнение боя, точно по волшебству, сменились тишиной, и возбужденному воображению Хейворда все это показалось каким-то страшным бредом».
* * *
Из-за прогрессирующего приступа мизантропии Олег редко ходил на рынок — два раза, а то и раз в месяц. Особенно противно меняться осенью. Под ногами чавкает грязь, народ ободранный, голодный и злой, каждый норовит выхватить сумки у пожилого человека. Пару раз воры соблазнились легкой добычей, недооценили старика. Теперь валяются молодые люди со свернутыми шеями, крыс кормят. Измельчал люд. Молодежь хилая пошла. А чего еще ожидать — голод, радиация.
Обычно Олег менял серебро на продукты и, чтобы оградить себя от созерцания скотов в человеческом обличье, спешил домой — в уютную двушку в отапливаемом баронском доме.
Начало смеркаться — он поторопился. Шастать по городу ночью не рискнул бы даже он. Вот высится среди полуразваленных домов родная девятиэтажка, манит теплом и чистотой. У железной двери дежурит громила-охранник Игореша, один из бывших учеников. Узнал, улыбнулся, помахал рукой. Нет, ученики не бывают бывшими, как и учителя.
И вдруг из-за спины донесся женский голос:
— Олег Игнатьевич!
Пришлось обернуться: женщина. Невысокая, на вид лет сорок. Голубые миндалевидные глаза, на бледных скулах — румяна, глаза подведены коричневым карандашом. Чистенькая, можно сказать, свежая. За руку она вела смуглого мальчишку в синей вязаной шапке и драповом пальто, сшитом из шинели. Мальчишка дичился и втягивал голову в плечи, на его щеке красовался огромный кровоподтек.
— Мы знакомы? — удивился Олег.
Смутилась, потупилась… Нет, она все-таки моложе.
— Нет, но… У меня к вам дело. — Она глянула на мальчишку, тот шмыгнул носом и уставился на Олега без страха, скорее, обреченно.
В последнее время Олег старался не заводить знакомств, но эта женщина ему понравилась. Она словно вынырнула из прошлого — из того прошлого, где не было войны и скотства, возведенного в культ.
— Давно вы меня ждете?
Сказал и удивился — «вы». Так уже давно никто не говорит. Интеллигенция вымерла.
— Нет, минут двадцать.
Врет ведь! Руки вон посинели, хотя одета она довольно тепло.
— Как вас зовут?
— Вероника.
— Пройдемте, Вероника. Не на улице же дела обсуждать.
Заозиралась. Жалеет, что пришла.
— Не бойтесь… хотя вы правы. Людей надо бояться, но не меня. Идемте.
Охранник отпер железную дверь, поздоровался с гостьей уважаемого человека. Женщина поправила шапку, кивнула в ответ, мальчик промолчал.