Легче не стало. На большей части дороги сохранился пусть вздыбившийся и разбитый, но все-таки асфальт. Местами попадались ровные участки, и тряска прекращалась — Вадим переводил дыхание. Но лепешку, съеденную на привале, он припоминал часто, как и обещание Ходока вытереть им заблеванный пол, буде случится неприятность.
Приехали, вывалились. Даже у Леона лицо стало землисто-серым, а Сандра тут же отковыляла в сторону. Ее стошнило. Вадим сел на землю и огляделся.
Деревня! Дома неровным кругом обступили «центральную площадь», единственная немощеная улочка вела к лесу и заканчивалась воротами. Деревню окружал частокол. У ворот сидели на скамейке вооруженные караульные. В палисадниках покачивались цветы, дворы были огорожены кривым штакетником.
Свежий ветер шелестел сосновыми иголками, поскрипывал ветвями. В воздухе плыли шлейфы запахов: хвоя, примятая трава, древесная смола, сдоба и жареное мясо. Если не открывать глаз, можно представить, что ты дома, на шашлыках с друзьями. Полчаса езды на электричке — и здравствуй, Москва!
На «центральной площади» — вытоптанном до глины лугу — стояли накрытые столы, за которыми восседали аборигены. Сейчас они замерли на своих местах, только трое забулдыг пели обнявшись… Да еще годовалый карапуз в ближайшей луже лупил по голове сверстника. Сотня или полторы жильцов, вот и вся деревня. В центре «площади» высилось что-то вроде шатра.
— Это что еще? — Сандра подошла к Леону, вытирая рот.
— Сейчас узнаем.
Истошно, будто ему сворачивали шею, закукарекал петух.
Местные, раззявив беззубые рты, таращились на незваных гостей, еще не решив, приветствовать их или спасаться бегством. Кто-то шустро уползал на четырех костях. Ревел басом ребенок.
— Да это ж Леон! — пьяным голосом завопил мужик с бородой, похожей на паклю.
И началось. Повскакивали, рванули навстречу. Пока Леон пожимал руки столпившимся вокруг него аборигенам, Вадим привалился к заляпанному грязью БТР и судорожно вздохнул. Сандра села на корточки рядом.