Оставался огород — последняя и призрачная надежда. Клады перестали закапывать лет сто назад, но в провинциальном городке патриархальные традиции чтут. Дядя схоронил монеты за «божницей», как это делали в девятнадцатом веке! Я убедил себя в этом, после чего взял лопату и пошел рыть. Не окопы. Подобное навело бы соседей на определенные мысли. В городке, где я вырос, соседка понуждала мужа вскопать огород простым и эффективным способом: прятала в землю бутылку водки и сообщала о ней мужу. Не зная место закладки, муж копал тщательно и планомерно. Метод имел один недостаток: по обнаружении бутылки муж работу прекращал и удалялся с добычей; докапывать приходилось жене. Оставалось надеяться: мне повезет, как пьянице.
Я сгреб скошенную траву и поплевал на руки. Песчаная земля поддавалась легко. Я был на полпути, когда к забору подошла Глафира.
— Сеять будешь? — спросила удивленно. — Что?
— Пшеницу! — сообщил я. — В мире неурожай.
— Пшеницу поздно, — возразила соседка. — Май на дворе!
— Тогда бананы! Их тоже покупают.
Глафира засмеялась и погрозила мне пальцем:
— Хитрый! Не хочешь говорить! Ну да ладно, свой огород я засадила. Хороший ты парень, Илья! — заключила соседка. — Уважительный, работящий. Я думала, продашь дом, а ты огород копаешь. Значит, остаешься. Это правильно! Хороших мужиков у нас в городе мало, хоть одним да больше. Тебе невесту сыскать? — предложила Глафира. — Ты ведь наших не знаешь, нарвешься на шалаву! У меня хорошие девочки на примете: порядочные, работящие. Не пьют, не курят…
— Я подумаю, — пообещал я. — Насчет непьющих.
Соседка постояла чуток, наблюдая за моей работой, затем побрела к себе. С огородом я покончил к вечеру — на остатках сил и в припадке злости. Золотая лихорадка оказалась сильней алкогольной; я вскопал все, не получив взамен даже выпивки. Бросив лопату в сарай, я умылся и занялся ужином. Стоял чудесный теплый вечер, и мне не хотелось сидеть в стенах. Я вытащил стол и стулья во двор, разложил еду по тарелкам и открыл поллитру. Ее я точно заслужил.
Я заканчивал ужин, когда в калитку постучали. Это оказалась не Глафира, как я ждал, а нотариус — тот самый, который выдал свидетельство о наследстве.
— Извините, Илья Степанович, — сконфузился он. — Я не вовремя.
— Очень даже вовремя, — возразил я. — Прошу к столу! — Я плеснул в рюмку и подвинул ему.
— Что вы! — замахал руками нотариус. — Я по делу!
— Обижусь, — сказал я.
Он помялся и присел. Нотариус мне нравился. В провинции встречаются такие пареньки: румяные, стеснительные и безукоризненно честные. Антон, так звали нотариуса, не только выдал мне свидетельство о праве на наследство, но подробно рассказал, как оформить дом, и даже вызвался к нему сопроводить, пожертвовав ради этого своим обедом. Я едва отбился.