Опасаясь, что лошади могут снова испугаться, Консьянс приказал Бернару стеречь их, и пес сразу же кинулся выполнять приказ хозяина.
После этого юноша вошел в стойло к коровам точно так же, как вошел в конюшню к лошадям. Два-три человека, пытавшиеся раньше проникнуть туда, были опрокинуты, сбиты с ног и теперь отказывались от всяких попыток совладать с обезумевшими животными. А Консьянс шагнул прямо к быку: тот мычал, бил ногой по подстилке, поднимая в воздух тысячи соломинок; юноша взял его за ноздри и притянул к себе, усмиренного и послушного. Как только коровы увидели, что бык пошел, они двинулись вслед за ним, и уже через минуту коровы и бык, отданные, так же как кони, под надзор Бернару, согнули дрожащие ноги и улеглись на влажный навоз далеко от пожара.
Оставались еще бараны. Консьянсу не потребовалось даже входить в овчарню, уже почти загоревшуюся: стоя у двери он позвал их так, как это обычно делают пастухи, и бараны лавиной устремились на его голос, подпрыгивая и блея, а это выражало одновременно и пережитый ими ужас, и радость близкого спасения.
Крестьяне смотрели, как Консьянс выполнял это тройное задание, казавшееся невыполнимым, и их удивление смешивалось чуть ли не с благоговением. Особенно поражался Бастьен, которого едва не растоптали кони и едва не забодали коровы. Бастьен поневоле смотрел на Консьянса как на одного из тех деревенских колдунов, кому приписывают множество чудес, одно необычнее другого. Только таких чудес никто собственными глазами не видел, а тут Консьянс у всех на виду со своим неизменным простодушием выполнил три дела, непосильные для всех других.
Крестьяне толпились вокруг него, словно этот такой непритязательный молодой человек должен был обладать некоей высшей властью, перед которой отступил бы и погас огонь, как вдруг издалека донеслись ужасные крики, сначала со стороны башни Вез, но с каждой секундой приближавшиеся, — то были душераздирающие крики женщины, беспорядочные и уже нечеловеческие; среди них выделялись только слова, все объясняющие:
— Мое дитя! Мое дитя! Спасите моего ребенка!
То прибежала Жюльенна, задыхающаяся, с распущенными волосами и протянутыми вперед руками; своего ребенка, а ему не исполнилось еще и трех лет, она оставила на попечение работницы; та заперла его в комнате, а сама отправилась на вечеринку в деревню Боннёй, хотя знала, что Жюльенна гостит у своего отца, фермера в Вéзе, и должна там заночевать.
Но Жюльенна увидела пожар из Веза; она поняла, что то пылала ее ферма, побежала домой и по дороге встретила женщину, бежавшую так же, как она.