Вспыхнул невиданный, поголовный интерес к поэзии. Там искали сенсаций, последних, опережающих газеты, новостей; домашние барды и трубадуры плодились как грибы; посещение органных концертов считалось благородным тоном; возникла жажда путешествий, пешком и на автомобилях, о семейных робинзонадах рассказывалось знакомым взахлеб, впечатлений хватало надолго.
Ветер свободы навеял страсть к омоложению. Тоска об упущенных возможностях и страх еще что-то упустить наращивали энтузиазм, подвижнический интерес в поисках давнего, забытого, и будущего, сверхсовременного. Мужчины отращивали бороды, а жены принялись вязать им грубошерстные бесформенные свитера. Яркие шарфы носили теперь небрежно, перекинув один конец на грудь, другой на спину, а-ля итальянский безработный из неореалистического кино.
И говорили, говорили, говорили…
Стало принятым являться к друзьям без предварительного уведомления и засиживаться за полночь. Сломался порядок российского основательного гостеприимства: за стол гостей не рассаживали и созывали народ, не заботясь, хватит ли всем еды. Гость тоже пошел другой. Обнаружил способность сам о себе позаботиться: выхватывал через головы подходящий кусок, рюмку наливал, не дожидаясь тоста, и не искал признательным взглядом хозяйку. Хозяйка уже битый час обсуждала нечто животрепещущее, уединившись с некто бородатым на кухне. Из магнитофона рвался хриплый отчаянный баритон, сам себе аккомпанирующий на гитаре, но его и не слушал никто. Уходили столь же неорганизованно, как и приходили. Обнаружив наконец, что квартира пуста, хозяева зевали и заводили на утро будильник.
Елена с головой окунулась в эту новую жизнь. Митя оказался домовитым, собственноручно обустроил квартиру в соответствии с модными требованиями: появился у них и встроенный шкаф, и раздвижная, обитая пупырчатой материей тахта с квадратными подушками, настольная лампа, сделанная из бутылки из-под виски – большой дефицит! – и торшер с надетой вместо абажура соломенной самодельной корзиной.
Другую комнату оборудовали под детскую, там Оксана жила и стоял аквариум с рыбками: кормлением их занимался Митя.
Он занимался и Оксаной. Читал ей книжки, не щадя голосовых связок, изображая в лицах то волка, то козу. Оксана сидела притихшая, глядела ему в рот.
У него были ловкие руки и бесконечное терпение: Оксанины ссадины, болячки намазывал зеленкой, дул по ее требованию, чтобы утишить боль, с бинтами, пластырями возился, и Оксана все так же пристально, внимательно на него глядела.
Когда они вместе, Оксана и Митя, смотрели по телевизору мультфильмы, реакция у обоих была одинаковая: больше того, девочка как бы ждала, точно сигнала, смеха Мити и тоже тогда заходилась в хохоте. Временами Елена ловила брошенный на Митю Оксанин взгляд и читала в нем откровенную щенячью преданность.