Когда-то она наблюдала первые Оксанины шаги во внешний мир. Теперь это стояло перед глазами, как моментальные снимки. Вот парк, осенний, набухший дождем. Они идут с Оксаной, взявшись за руки. Но девочка дернулась, подалась внезапно туда, где на пожухлой колючей траве играют ребятишки. От года до трех. В младенческой их неуклюжести, неловкости потешная важность: как они ходят вперевалочку, приседают осторожно, опасаясь равновесие потерять. Оксана останавливается неподалеку… Смотрит. Взрослые так никогда не глядят – с таким откровенным призывом, голодно, жадно. Я тоже хочу с вами играть! Но дети не обращают на нее никакого внимания. Зародыш истины: сила – в коллективе. Оксана продолжает стоять, замерев. И тут в Елене вздымается такая жаркая к дочке жалость, потребность защитить, уберечь от унижения, правда, осознаваемого, пожалуй, только ею, взрослой. Наклоняется и тихо, нежно: «Оксана, пойдем». Но Оксана не двигается. Ее упрямство направлено теперь против матери и в защиту тех интересов, что объединяют ее со сверстниками-детьми. Она, трехлетка, намерена существовать самостоятельно и в своем мире. У юных, у молодых всегда свой особый мир, и пускать туда абы кого они не желают.
… Но, в общем, не так много удавалось Елене вспомнить. Известно, жизнь человеческая как поезд: скорость постепенно наращивается, плавно проплывают первые километры, пригородные станции еще дают себя разглядеть, ожидающих на перроне людей, киоски, скамейки, а вот путь уже меряется лишь мельканьем телеграфных столбов, все быстрее, быстрее…
Ну уж что у нее, у Елены, казалось, никому не отнять, так это взгляда, долгого, тягучего, вбирающего, засасывающего как бы в себя образ дочери, будто желая вернуть ее себе пусть не в теперешнем обличье, так крохой, в младенчестве, – и прижать к груди.
Смотрела. Любовалась. Какие волосы! А как-то искательно произнесла:
– А может, Оксана, заколоть, поднять вверх от затылка?…
И язык к небу прилип, когда поймала в зеркале выражение лица дочери: брови вздернуты, морщинка насмешливая у губ.
«Что, мама, – лицо будто говорило, – какие ты можешь давать советы? Что можешь вообще посоветовать ты – мне? Когда перед глазами пример твоей жизни».
К Оксане приходили приятели. Кого хотела, того звала. Однажды, когда уж очень они галдели, Елена запротестовала. Оксана выслушала.
– А я ведь здесь прописана, – обронила небрежно.
Елена остолбенела. Верно! Но ей самой в молодые годы и в голову бы не пришло так ответить матери. Как странно, в свое время она отнюдь не считалась паинькой, напротив, и дома, и в школе постоянно бунтовала, нарушала запреты, в нее тыкали пальцем как на дурной пример. Она с мальчиками в подъезде целовалась. В выпускном уже классе явилась как-то в тонких чулках. А однажды к самому дому за ней прибыл ее ухажер на такси!