— Все это замечательно, но я так не могу, я городская девушка.
— Ты мазохистка.
— Я трудоголик.
— Но только не тогда, когда мы вместе.
— Да, знаю, ты на меня плохо влияешь.
— Ха! Наоборот, я помогаю тебе не свихнуться. Кэролайн подозревала, что в его словах было рациональное зерно. Да, наверное. Бен вздохнул:
— Значит, ты не выйдешь за меня замуж?
— Во всяком случае, не на этой неделе, сейчас у меня слишком много дел. Но в данный момент Кэролайн никуда не хотелось торопиться — лежать в объятиях Бена было несказанно приятно, вставать не хотелось.
Через некоторое время — слишком скоро, на ее взгляд — Бен поцеловал ее и встал с постели. Она наблюдала, как он одевается, потом накинула халат и пошла его провожать. У дверей они еще раз поцеловались, и вот уже о том, что Бен здесь был, напоминал только легкий мускусный аромат, сохранившийся на ее коже. Кэролайн вскипятила чайник и налила себе чаю. Выпила всю чашку, посидела немного и только тогда нашла в себе силы распечатать письмо от матери.
«Дорогая Кэролайн, — обращалась к ней Вирджиния Сент-Клер, — полагаю, ты здорова, поскольку ни ты, ни твои сестры не писали об обратном»,
Кэролайн грустно вздохнула. Если бы она и заболела, ее сестры об этом не узнали бы, они общались друг с другом очень редко, в последний раз — несколько недель назад.
«В прошлый вторник я вернулась из Палм-Спрингс. С погодой мне повезло, и компания подобралась милая, но все равно приятно вернуться домой. Здесь, в Филадельфии, гораздо спокойнее. Кажется, возраст в конце концов начинает сказываться: я уже не могу, как раньше, порхать с одного званого обеда на другой. Лилиан говорит, я становлюсь домоседкой. Возможно, она права».
В этом Кэролайн сомневалась. Ее мать всю жизнь была светской женщиной. По утрам она участвовала в собраниях разных женских кружков, днем играла в гольф, а по вечерам — в бридж. Если она не отправлялась на обед в клуб, то сама давала обед. Доминик, ее муж и отец ее дочерей, большой, как медведь, и безобидный, как плюшевый мишка, умер три года назад, но это событие почти не повлияло на ее привычки. Нет, конечно, Джинни скорбела по мужу, она была замужем за Ником сорок два года, и его смерть стала для нее тяжелым ударом, как потеря близкого друга. Но она не плакала по нему целыми днями, это было не в ее стиле, да и не в стиле Ника. Мужа отличала безмятежность, свойственная людям, родившимся в богатой семье и прожившим в достатке всю жизнь. Он был уверен в себе, миролюбив и нетребователен.
Когда-то Кэролайн возмущало, что отец не желал, а мать не давала большего. Но Ник даже не умел потребовать, а Джинни прежде всего и главным образом соблюдала светские условности. Тем большее удивление испытала Кэролайн, прочитав следующую фразу: