— Постой, милашка!
Когда я рванулась в сторону, Неоптолем преградил мне путь.
— А ну-ка стань на свет поглядеть на тебя.
— Дай пройти. — Будь я постарше, я бы сообразила сказать, кто я.
Один из его приятелей толкнул меня к стене:
— Не так чтоб красотка, но сгодится.
— Точно, сгодится. — Неоптолем, повернув меня лицом к свету, откровенно ухмылялся.
Я отбросила его руку, и его взгляд потемнел.
— Считай за честь, дура!
Кто-то из них схватил меня за локти. Я не подумала закричать — во мне оставалось еще слишком много от рабыни.
— Я бы на твоем месте поостерегся, — раздался вдруг спокойный голос. Позади них стоял Триот, бывший возлюбленный моей матери — воин в расцвете сил, отнюдь не мальчик. — Она посвящена Владычице Мертвых. Хочешь, чтоб твой корень отсох навсегда? Ей это запросто.
Один из приятелей сразу же отпустил меня. Неоптолем упорствовал:
— Я не боюсь Смерти.
Триот шагнул между нами.
— Не зарекайся, — негромко сказал он. — Когда раз-другой повидаешь, как Она за тобой приходит, станешь относиться к Смерти уважительнее. — Он взглянул на меня. — Ступай.
Натянув на плечо сбившийся хитон, я ушла; не знаю, что еще он говорил.
Потом, в храме, я никому не обмолвилась о случившемся. Да и что было рассказывать?
Вскоре на меня навалились другие заботы. Пифия во время обряда простудилась и слегла. Пока она не выздоровела, мы оставались в храме. Даже после возвращения в святилище ее не покидала слабость, на исхудавших руках выступили вены, ногти сделались голубоватыми. Она была лишь немногим младше царя Нестора, своего брата, а тот умер совсем уже старцем.
Через несколько дней после возвращения я спросила ее, не сойдет ли она со мной в пещеры.
Пифия, сидевшая по обыкновению у огня, скользнула по мне взглядом.
— Наверное, нет. — Взгляд ее сделался пристальнее. — Или сама, если слышишь зов.
— Я…
— Иди. Ты найдешь путь и без меня.
Так я впервые сошла одна в глубокую тьму пещер, где можно отмерять расстояние только вдохами и шагами. Но я не боялась, меня ведь этому выучили.
Вернувшись, я присела рядом с пифией у жаровни. От огня шло тепло, но она все равно куталась в плащ.
— Госпожа, — проговорила я, — я не хочу, чтобы ты умирала.
Она положила руку мне на голову:
— Там, во тьме, ты увидела мою смерть?
— Нет, — сказала я. — И да. Я стояла на палубе корабля с выбеленным и начерненным лицом, и ветер развевал покрывало за спиной. Я была пифией — и это значило, что тебя нет.
Она улыбнулась.
— Вот этого мне и хотелось: знать, что ты станешь пифией после меня. Что ты сбережешь святилище и будешь верно служить Владычице. Я боялась… — Она запнулась и расцепила руки, чтобы погреть их над огнем.