— Чего ты хочешь? — спросила она.
— Поговорить с пифией, — сказала мать, распрямляя плечи.
Женщина взглянула оценивающе.
— У пифии много дел. Ты явилась без приношений? При тебе нет ни птиц, ни ягненка.
— Я привела свою дочь. Ее зовут Чайка.
Мне показалось, нас отошлют обратно. Но у расщелины послышался шаркающий звук — и мои глаза, должно быть, округлились. То, что стояло в проходе, не походило на женщину.
Черные как ночь волосы, подобранные кверху и навитые на медные булавки искусной работы. Длинные черные одежды. Белое, как луна, лицо с черным ртом и черным контуром глаз — как череп, пролежавший в поле и выбеленный временем. Прекрасный, но ужасающий облик.
Она медленно подошла. Длинная белая рука простерлась ко мне, почти тронув волосы. Мне было страшно, но я не шевельнулась. Пусть все идет как идет.
— Когда-то нам отдавали царевен и Владычице Мертвых служили дочери правителей. Теперь нам достаются дочери рабынь, из-за увечья непригодные к делу… В твоем приношении мало чести.
Мать не отвела взгляда.
— Дочь — единственное, что у меня есть.
Пифия оглядела меня. Вид изуродованной ноги заставил ее нахмуриться, и под палящим солнцем краска между бровями треснула — я поняла, что лицо у нее нарисованное.
— Если она не сможет трудиться, тебе не позволят ее кормить и держать при себе.
— Чайка не боится работы, — сказала мать. — Она приветлива и умеет угодить. Из нее выйдет хорошая прислуга.
— Святилище не так велико, чтобы держать служанок-бездельниц, как в храмах. Мне нужен козопас, а не калека, едва стоящая на ногах.
— Она могла бы ткать.
Рука с длинными ногтями поддела мой подбородок, заставив меня взглянуть в глаза пифии — такие же черные, как мои.
Не знаю, что она увидела в моем взгляде, хотя сейчас, много лет спустя, я догадываюсь. Пифия что-то пробормотала и отвернулась — чуть ли не пожав плечами.
— Пусть останется на ночь. Посмотрим. Вернешься за ней завтра.
Лицо матери смягчилось.
— Хорошо. Чайка, будь умницей, делай, что скажет могущественная пифия.
Я обняла ее, но не цеплялась и не просилась обратно. Я все понимала: рабов, неспособных трудиться, не кормят, и мать решила найти мне другое служение.
По крайней мере здесь можно было поесть. Долкида, краснолицая служанка, принесла мне миску жидкой каши, какую ели они с пифией. Такую же кашу давали у нас рабыням. Я сказала об этом вслух.
Старица бросила на меня пронзительный взгляд:
— Были времена, когда нас почитали цари. Сюда несли тучных коз, и свежую рыбу, и первые грозди винограда. А сейчас мы радуемся даже яблокам или грубой муке — благодарственным жертвам крестьян.