— А заниматься чем? — парировал Ней. — Нас четыреста человек — коневоды, рыбаки, земледельцы. И при этом ни земли, ни коней и только три прохудившиеся лодки. Чем зарабатывать на жизнь? Купцы Миллаванды не будут вечно ждать отдачи долгов. Нам останется только продать себя в рабство.
— А чем нам заниматься в других местах? — спросил Ксандр.
Ней взглянул на меня:
— Основывать новый город.
— Новый город? Ты шутишь? Нас только четыреста человек!
— Ксандр, это все, что осталось от целого народа. Надо держаться вместе, а не разлетаться на все восемь ветров в Миллаванде.
— Ней…
— Ксандр, ты мне нужен. Мне нужна твоя поддержка при разговоре с остальными кормчими. — Ней подался вперед.
Ксандр с усилием выдохнул:
— Я за тебя. И ты это знаешь. Правда, понятия не имею, что ты задумал.
— Ней прав, — промолвила я. — Останься мы здесь — вместо единого народа будет четыре сотни разрозненных жизней: из них триста мужчин, погрязших в неоплатных долгах. Мы растворимся в городе. Поэтому нам и дальше нужно держаться вместе. И как-то найти золото, чтобы выкупить невольников.
Ней оперся спиной о фонтан.
— Задачка не из простых.
Я прислонилась к фонтану рядом с ним.
— Еще бы.
Ксандр сел между нами на землю, обняв колени, и привалился спиной к бортику у наших ног.
— Только не говорите мне, что это неопасно.
Ней бушевал не на шутку, крик слышался даже на другом конце двора. Я вышла посмотреть, что происходит.
Ксандр выводил из дверей двух мальчиков — старшему лет двенадцать, младшему около десяти; оба чисто умытые, но в одних набедренных повязках.
— Вот сюда, не отставайте, — говорил Ксандр, — сейчас найдем вам место поспать, а потом сходим в гавань.
Когда я с ними поравнялась, он, взглянув на меня, многозначительно повел бровью — я не поняла, расценивать ли это как предупреждение: все же я знала его слишком недолго.
Я вошла в комнату, служившую Энею рабочим помещением.
— Что случилось, царевич?
— Он идиот!
— Ксандр?
— Не Ксандр… — Ней метнулся из угла в угол. — Аминтер, кормчий «Охотника»! Пошел и продал себя в рабство, чтобы выкупить сыновей. Договорился с купцом, что тот берет его вместо мальчишек.
— Тех мальчиков, что сейчас вышли?
— Тех самых. — Он схватил со стола чашу и тут же поставил обратно. — И теперь у меня нет кормчего на «Охотнике»! Зато двумя детьми больше.
— Царевич, — сказала я самым спокойным и убедительным тоном, — какой отец поступил бы иначе? Какой отец при вести о том, что его сыновья живы, не выбрал бы рабство взамен их свободы? В конце концов, Аминтер пожертвовал только тем, что принадлежит лично ему.