— Не понял еще? — Заорал Игумнов. — Да случись что — нас сразу сделают крайними! До пенсии не доработаешь…
— Скубилин-то был тут!..
— Да что мне Скубилин? С ним теперь ни воровать, ни караулить!
— Ладно, — Цуканов не хотел ссоры. — Убедил! Давай мне сектор, дай Надю, слушаков Высшей Школы… — Брюхатый зам был опытный розыскник — когда хотел, умел работать.
Большое начальство в их дело не вмешивалось.
Отъехало, заперлось по кабинетам…
Спецслужбы плохо контактировали между собой.
Власть на вокзале на короткое время перешла к оперативникам, к начальнику розыска. К Игумнову. Он не был против. Нельзя сказать, что был вовсе лишен честолюбия.
Перрон нарезали на сектора. Транзитные залы, платформы взяли под наблюдение, теперь уже не на бумаге, не для отчета.
Встреча следующего поезда не была уже просто формальностью. Менты, кубинцы, слушаки как оборзели — не спускали глаз с каждого, кто появлялся вблизи.
Слабым местом по-прежнему оставался транспорт. Взять под контроль встречавшие делегатов машины все равно не удалось. В депутатской комнате и прилегающей территории хозяйничало КГБ. К парку «волг» с престижными номерными знаками никого не допускали. Взаимосвязь оставалась односторонней: охрана КГБ требовала полной прозрачности действий ментов, оставаясь максимально непроницаемой. Упреждающей информации о том, что может произойти во время встречи делегатов от нее не поступало.
Тем не менее два следующих поезда с делегатами встретили благополучно. Нового ЧП не произошло.
ИГУМНОВ
— Могу? — Игумнов кивнул на дверь в кабинет Картузова.
Начальник канцелярии, более известная как Ключница, старая дева, душой и телом преданная руководству, замялась.
— Сейчас я узнаю…
Но Игумнов уже открыл дверь.
— Могу?
Картузов за столом просматривал бумаги.
В стакане с латунным подстаканником стоял только что заваренный Ключницей чай. Стало ясно: преданная Картузову душа хотела, чтобы начальник розыска подождал, пока ее любимец чаевникает.
— Подходи, садись. Чего у тебя?..
Игумнов прошел вперед. Не говоря ни слова, выложил на стол крохотную металлическую плашку, извлеченную Карпецом из снежной жижи на перроне.
— Это еще что?
Картузов дернулся, словно ему под нос сунули использованный грязный кондом больного, инфицированного СПИДом. Вскочил.
— Я тебя спрашиваю, Игумнов…
— Думаю, это часть девятимиллиметрового патрона «браунинга»…
Пуля напоминала пистолетную. Стальная сплюснутая горошина, плакированная мельхиором или никелем. С сердечником из свинца.
— Да мне плевать… — Картузов не смотрел на нее. — Я не об этом!
Начальство по разному реагировало, когда подчиненные докладывали о том, о чем оно не желало слышать.