Я неподвижно смотрел на него, слишком потрясенный, чтобы произнести хоть слово. Отдать себя в его руки ни за понюшку табаку!
Наступила долгая пауза. Киэри продолжал постукивать по столу карандашом, потом сказал:
— Похоже, вы сами напросились на неприятности, вам не кажется?
— Да, вы правы. Я был уверен, что убил ее Уилбур с моей подачи, и не мог допустить, чтобы судили за это Мэндона.
Киэри нажал кнопку перемотки.
— Вот как? Вам-то с какой стати беспокоиться об этом подонке?
Он снял пленку с магнитофона и положил ее на стол.
— Наверно, так уж я устроен, что иначе не могу, — сказал я спокойно.
— Что ж, у вас есть шансы опровергнуть обвинение в умышленном убийстве, — сказал Киэри, — но вам все равно вклеют пятнадцать лет. Как посмотрит на это ваша жена? Неужели ей понравилась ваша идея явиться сюда и добровольно сделать признание, которое тянет на пятнадцать лет?
— Она ничего не знает.
— А когда узнает, не очень обрадуется, а?
Я нетерпеливо заерзал на стуле. Меня бесила его садистская ухмылка.
— Не пойму, вам-то какое до этого дело?
Он наклонился над столом, повертел в руках пистолет и положил его на место.
— Что будет с мостом, когда вас посадят?
— Возьмут другого на мое место. — Я чувствовал какое-то холодное оцепенение. — Замена всегда найдется.
— Уж это точно. — Киэри грузно передвинулся в своем кресле. — Вот и мое место сегодня вечером займет другой человек. Я еще до дому не успею доехать, как здешние умники начисто забудут, что я вообще когда-нибудь существовал. Как ваша жена будет обходиться без вас?
— Вам-то что за печаль? Я признаю себя виновным и готов нести ответственность. Давайте ближе к делу.
Он закрыл лежавшую перед ним папку и положил ее на место в ящик стола. Затем взглянул на часы и поднялся на ноги.
— Посидите здесь пять минут, мистер Холлидей. — Он взял пистолет и пленку, выбрался из-за стола и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Я сидел и ждал.
Пятнадцать лет! Я думал о Сарите и клял себя за то, что не сказал ей правду. Это были самые мрачные, самые томительные полчаса в моей жизни.
Часы на стене показывали полшестого, когда дверь отворилась и вошел Киэри. Он курил сигару и ухмылялся. Закрыв за собой дверь, он протиснулся мимо меня к своему столу и сел в кресло.
— Пришлось поволноваться, мистер Холлидей? — спросил он. — В мыслях уже за решеткой, а?
Я промолчал.
— Я прощался с ребятами, — продолжал Киэри. — В пять часов сдал свою бляху и теперь уже официально числюсь на пенсии. Ваше дело должно быть передано инспектору Карноу, другого такого сукина сына во всей полиции не сыщешь. — Он вытащил из кармана пленку. — Услышав вот это, он запрыгает от радости. — Маленькие цепкие глазки ощупывали мое лицо. — Но мы с вами могли бы все устроить таким образом, что он ничего не услышит.