— Да кто поверит? Иль забыл, откуда ты? — усмехался Тарас криво.
— Далеко же вы зашли. Теперь и впрямь вместе не поладить, — сокрушенно качал головой Анисим.
…На следующий день Тарас не вышел на работу с бригадой Чубчика. Мужики отнеслись к этому по-разному. И, словно забыв о причине, обвинили в случившемся Кузьму.
— Все до него путем шло. Больше всех зарабатывали. Склок не было. Никто не уходил из бригады. Теперь же началось. На хрен он нужен, этот Кузьма. Вернуть бы Тараску. А новичка — на крышу. Пусть там вкалывает… На верхнем карьере.
Чубчик поначалу не прислушивался к этой болтовне. Обрывал предложенья о примирении с Тараской. И ни разу ни в чем не упрекнул Кузьму. Огрызок поневоле стал замечать, что бригада злится на Чубчика. Мужики уже чаще стали срываться на крик, открытую грубость.
Кузьма, понимая, что снова пришелся не ко двору, вздумал уйти из бригады. И вечером, дома, сказал об этом Чубчику.
— Сломался, схлюздился! Так я и знал. А не много ль чести уступать фраерам? Ты — зону перенес. Там тебя что — на руках носили? Иль все ладили меж собой? Думаешь, в другом месте Тараски не сыщутся? Тут — нас двое. Там — один будешь. Ни понять, ни вступиться некому станет. Куда прешь? Одумайся!
— Тебе из-за меня морока…
— Уладится. Успокоятся. Забудут, — отмахнулся Сашка. Огрызок уже совсем поверил в то, что время сгладит. Но…
Ушел Чубчик в контору. Сверить показатели решил. Всего на десяток минут отлучился. Огрызок и не заметил его ухода. Как и прежде, не разгибаясь, загружал транспортер. И вдруг услышал посторонний шум. Едва успел увидеть громадный пласт породы, валившийся на него. Огрызок так и не успел понять, что произошло. Пласт
земли, отвалившись складкой, рухнул на Кузьму, смешав воедино крик человека, шум и свист перегоревшего транспортера, голоса мужиков бригады, испугавшихся внезапного обвала.
Кузьма очнулся в белой палате. В окно заглядывало солнце и синий-синий край неба.
«Где это я?» — хотел повернуться, но не смог. В голове все звенело, будто в ней, как в пустой кубышке, каталась пара забытых маленьких самородков. Ни рукой, ни ногой — не пошевелить, даже жутко стало.
«Наверно, сдох! Совсем откинул копыта, коль себе не пахан. А тут и вовсе неплохо! Ни чертей, ни котлов, ни баб! Видать, за муки в жизни Бог пожалел. И определил, как надо было жить. Вот только почему мослы не двигаются? Как же я без них?» — испугался Кузьма и спросил тихо, робко: — Эй! Есть тут кто иль нет?
— Имеемся! Как же? Не один здесь канаешь, — услыхал в ответ сиплое.
— Оклемался? А мы уж думали, что концы отдашь скоро! — рассмеялось с другой стороны.