Ничто не исчезает просто так. Государство работает с тем материалом, которого мы не видим. Куда деваются наши деньги, когда мы от них, наконец, избавляемся? Ладоням нашим тепло от банкнот, монеты тают в наших кулаках, которые все равно приходится разжимать. В день получки время должно остановиться, чтобы нам можно было подольше полюбоваться теплой денежной кучкой, которая клубится паром и отдает тяжелым запахом затраченного нами труда, полюбоваться ею, прежде чем отнести деньги в банк, чтобы наши потребности смогли расцвести пышным цветом. Больше всего нам хотелось бы прилечь и отдохнуть на теплом золотом навозе. Однако беспокойная любовь уже озирается вокруг, смотрит, где бы найти что-нибудь получше, чем то, что мы уже имеем. Люди умеют кататься на лыжах. Люди, которые росли здесь как трава, здесь, откуда они родом (известно ли вам, что в Мюрццушлаге, в Штирии, находится самый знаменитый горнолыжный музей мира?), эти люди в горнолыжном спорте только зрители. Их так пригнуло к холодной земле, что они не отыщут лыжню. Мимо них постоянно мчатся другие лыжники, справляя нужду в здешних лесах.
Женщина рвется из упряжи, словно лошадь. Привлеченные газетной рекламой приезжие, однажды сорвавшиеся с насиженных кушеток, бродят здесь, как правило, по двое, напялив на себя мятую туристскую одежку. Женщины в баре сдавленно хихикают, укрывшись за бокалами и поводя взорами, и члены у их мужчин тоже нуждаются в поводе: ну, тогда вперед! Распоясавшись, мужчины с удовольствием воспользуются разок чужим спальным мешком. Они стоят перед обеденным столом, ловко закидывая ноги женщин к себе на плечи, ведь в чужих краях люди с удовольствием на время изменяют своим привычкам, чтобы, утешившись и натешившись, вернуться домой к старому и привычному образу жизни. Там, дома, их кровати стоят на ухоженной почве, и жен, раз в неделю наведывающихся к парикмахеру, мужья берут в севооборот, чтобы все, что брошено в землю, взошло и расцвело пышным цветом. Мягкие подушки женских тел они валяют и треплют на мягких диванных подушках с таким воодушевлением, словно мы выиграли в лотерею неиссякаемый запас удовольствия. Магазины предлагают самое интимное белье, чтобы ощущения (мы, женщины, на это надеемся, и каждый раз напрасно) всегда были иными, и всякий раз они приходят к нам, заставая нас спящими и откладывая нас на потом.
Директора неустанно подхлестывает его собственная плоть, подзуживают вольности, допускаемые прессой. Он тоже позволяет себе вольности, к примеру, он с удовольствием по-собачьи мочится на жену после того, как сложит из нее и из ее одежды маленькую горку, чтобы ему круче было спускаться. Шкала похоти не имеет ограничений сверху, нам для оценки не нужны спортивные судьи. Мужчина использует и пачкает женщину как бумагу, которую производит. Он заботится о благе и о боли в своем собственном доме, он жадно выхватывает свой член из кулька, едва успев закрыть за собой дверь. Еще теплым, прямо от мясника, куском плоти он набивает рот жены, так что у той челюсти трещат. Даже тогда, когда гости, приглашенные в дом на ужин, несколько просветляют его разум, он шепчет жене на ухо всякие непристойности о ее половых органах. Под столом он грубо кладет на нее ладонь, возделывает ее борозду, бахвалится перед деловыми партнерами. Женщине нельзя позволить обходиться без мужа, поэтому он держит ее на коротком поводке. Ей нельзя забывать о том, что он способен пропитать ее своим сильно пахнущим раствором. На глазах у гостей он запускает ей руку в вырез, смеется и пускает горделивые пузыри. Всем нужна бумага, и довольный покупатель всегда прав. У всех ведь есть чувство юмора?