Мешки с покупками, соответствующие их желаниям, шуршат в прихожей, сопровождаемые пинками директора. Иногда в припадке ярости он вдруг топчет продукты ногами, так что брызги летят до потолка. Потом он швыряет жену прямо на разбросанные продукты, дополняя живописную картину женщиной, которой позволено дышать его воздухом и лизать ему пенис и задницу. Привычным движением он быстро вылавливает ее уже увядающие груди из платья и, перехватив их у самого основания, превращает в надутые шары. Он хватает женщину за воротник платья и склоняется над ней, словно хочет запихнуть ее в мешок. Мебель пролетает мимо, как во время молниеносного визита гостей. И вот одежда разбросана, где попало, и оба они увязли друг в друге сильнее, чем их привязанность друг к другу. На этом выгоне они пасутся уже много лет. Крупно вздрагивая, директор извлекает свое орудие, и штука эта у него вовсе не бумажная. Тут у нас тяжелый товар, особо востребованный в нелегкие времена. Люди любят показывать друг другу самые потаенные вещи, чтобы продемонстрировать, что им нечего скрывать, ибо то, что они говорят своим неисчерпаемо струящимся партнерам — правда. Они высылают вперед свои члены, единственных посланцев, которые всегда возвращаются назад.
О деньгах такого не скажешь, хотя деньги мы любим больше, чем рога и копыта любимых, которые гложут собаки. Любовный продукт, сопровождаемый конвульсиями и стонами, выплескивается наружу, маленькие мельнички тела скрипят жерновами, и скромное достоинство, отягощенное лишь чувством счастья, производимым одиноко лопочущим телевизором, льется наружу, водосток изливается в одинокий пруд сновидения, в котором разливаются грезы о больших покупках и о дорогих продуктах. И человек расцветает на берегу.
Женщина лежит на полу, распахнутая настежь, открытая всему миру, покрытая скользкими раздавленными продуктами, и ее приводят в состояние неистовства, доводят до аффекта самым эффективным способом. Распоряжается ею только муж, распоряжается ею только он один. И вот он уже вываливается из себя наружу, прямо в пустоту меблированной комнаты. Его более или менее устраивает только собственное тело, и, если он того пожелает, он может дать ему разгуляться в спортивном азарте, чтобы услышать его звуки и отзвуки. Женщина раскидывает ноги как лягушка, чтобы муж мог заглянуть в нее еще глубже, вплоть до потаенных глубин окружного уголовного суда, заглянуть и все в ней расследовать. Он обмазал ее сверху донизу, и она встает, сбрасывая с себя последние оболочки, отправляется за губкой, чтобы очистить мужа, непримиримого врага ее плоти, очистить от себя и от слизи, причиной которой явилась она сама. Указательный палец правой руки он засовывает ей в задницу, и она опускается перед ним на колени, болтая грудями, и трет что есть мочи, — волосы в глазах и во рту, пот на лбу, слюна в шейной ямочке, — трет бледного кита-убийцу, трет до тех пор, пока не проливается дружелюбный свет, не наступает ночь и это животное снова не начинает хлестать ее своим хвостом.