Вечные странники крадутся, словно дикие звери, по улицам в пышном цвету, сбрасывая вниз обломки скал. Для мощных взрывпакетов им, этим мужчинам, требуется милое и уютное лоно, в котором они могли бы постоянно обитать. Пока они в стаде, они еще робки, и мясистые заряды их покрыты потом прозрачных пластмассовых пленок. Но скоро, когда солнце обожжет их своими лучами, они восстанут, сок потечет из узенького канальца, становящегося все шире и шире, а потом солнце ударит во всю мощь, влажная мусорная свалка взорвется, и резкий запах их пола разнесется над автомобильными стоянками. Зрачки сужаются в напряжении, когда они пытаются сравнить и сравнять дважды два, до тех пор, пока их колымага не приземлится где-нибудь в канаве и их желания, освободившись от сбруи, не отправятся побродить в поисках нового животного, которое могло бы их оттуда вытянуть. Мужчины не зря пожили на этом свете. Им писают прямо в лицо, когда они того захотят, и они тихо лежат под половым кустиком, растительность которого оберегали. Теперь кустик поливает их сам. За какую-нибудь новую брошку на такое способна дома даже прохладная Герти, если крепко сжатым кулаком как следует двинуть в ее унавоженную грядку, чтобы земля разверзлась, а она сама оттаяла и расслабила свой мускул. Такое удовольствие может позволить себе каждый из нас, не прячась в нашем унынии, в нашем укрытии, где нас окружает одна только мебель. Мы ведь люди, постоянно следящие за собой, чтобы не понизились наши жизненные стандарты.
Время съедает похоть, с которой мы пронзаем друг друга и пронзительно кричим, поскольку по утрам принято укладывать еще более пространное тело рядом с нашим мусорным отвалом. А вот те, кто устал от жизни, те едят друг друга поедом вместе с кожей и волосами. Им легче, им не нужно следить за фигурой или обесцвечивать волосы, они сами бесцветны. Они топчутся перед фабричной машиной, стаптывая подметки, и постоянно подметают вокруг себя. И когда они оглядываются вокруг, то видят, что стоки из прокладываемой канализации загрязняют ручей. И весь их труд, весь труд, который они проделали, давит сухими брикетами им на грудь. А директор фабрики, поддерживаемой государством и перекачиваемой за границу, желает только одного — прыскать в эту чуму болотную, в свою жену. Она источает опасность с вечера до утра. Как он отваживается забираться к ней в задницу, туда, где плотник не поставил затычку? Когда же святому Губерту, покровителю охотников и его егерю, будет позволено уснуть прямо в остро пахнущей лисьей норе, в которой его поймали? Кто, если не он, опустится перед женой на колени, получит удар по нервам и ответит на него ударом прямо в ее складки, в одну за другой? Она являет свой лик сверху, а его обещания несутся снизу, из торговой палатки, слетая с раздвоенного языка его плоти. Ветер овевает поля, и женщины постоянно кружат вокруг нас. Мы питаемся ими, питаемся вместе с ними. И наше оживленное движение не мешает жителям ближайших домов, оно направлено туда, где они могут регулировать свое собственное движение.