Все еще упираясь одной пяткой в лед из предосторожности, Питт испытал циркуль на прочность. Циркуль вонзился крепко. Как кошка, Питт прополз за Ханневеллом и вылез на безопасный участок. Почти сразу же, как показалось Ханневеллу, он выбросил из вертолета нейлоновую веревку. А еще через полминуты бледный и измученный океанограф сидел на льду у ног Питта.
Ханневелл сделал глубокий вдох и взглянул в лицо Питту, на котором ясно читалось чувство облегчения.
— Знаете, что я сделаю в первую очередь, когда мы вернемся в цивилизованный мир?
— Да, — улыбаясь, сказал Питт. — Вы пригласите меня на обед с таким количеством выпивки, сколько я только смогу одолеть, и представите меня чувственной полногрудой исландской нимфе.
— Обед и выпивка — за мной, это я вам гарантирую. А вот нимфу не могу обещать. Прошло так много лет с тех пор, когда я без труда договаривался с очаровательными женщинами. Боюсь, я уже забыл подход.
Питт рассмеялся, хлопнул Ханневелла по плечу и помог ему подняться.
— Не берите в голову, мой старый друг. Девушки — это по моей части. — Он вдруг остановился. — Ваши руки выглядят так, будто вы держали их на шлифовальном круге.
Ханневелл безразлично посмотрел на свои окровавленные пальцы.
— С ними совсем не так плохо, как кажется. Немного антисептика, маникюр, и они станут совсем как новенькие.
— Давайте, — сказал Питт. — В вертолете есть аптечка. Я перевяжу ваши пальцы.
Через несколько минут, когда Питт перевязал ему бинтом последний палец, Ханневелл спросил:
— Нашли вы что-нибудь похожее на тоннель до того, как я свалился?
— Отличная работа, — ответил Питт. — Вырезана полная гладкая окружность, прикрывающая вход и абсолютно совпадающая с окружающим льдом. Если бы некто вырезал еще и ручку, можно было бы открыть и войти.
Лицо Ханневелла внезапно потемнело.
— Этот айсберг проклят, — сказал он. — Он — враждебен нам.
Он сцепил свои обмороженные пальцы. Взгляд его был напряженным, лицо выглядело усталым.
Питт отошел в сторону и поднял ледяную глыбу трех футов в диаметре и трех дюймов в толщину, закрывавшую вход в грубо пробитый тоннель, достаточный, чтобы в него мог едва протиснуться один человек. Он невольно отшатнулся — из отверстия исходило едкое зловоние сгоревшей краски, материи и топлива, смешивавшегося с запахом расплавленного металла.
— Это только подтверждает, что я могу различать запахи сквозь толщу льда, — сказал Питт.
— Да. Ваш нос выдержал испытание, — немного саркастически заметил Ханневелл. — Но, что касается невозможности использовать термит, тут вы оказались не совсем на высоте. Ведь это не что иное, как выжженный лаз туда, вниз.