А я думаю, это можно назвать ложью, потому что свиней никто никуда не подкладывает и люди не хранят скелеты у себя в шкафах. И когда я пытаюсь соорудить картинку фразы у себя в голове, это меня только запутывает. Потому что я не могу представить, как можно что-то носить в сердце и как это связано с приязнью. И оттого я забываю о человеке — человеке, о котором изначально шла речь.
Мое имя — тоже метафора. Оно означает «перенесение Христа» и тоже сложено из греческих слов χριστοξ (что значит Иисус Христос) и φερειν. Это имя было дано святому Кристоферу, потому что он перенес Иисуса Христа через реку.
Вы можете спросить, как же его звали до того, как он перенес Христа через реку. Но его никак не звали, поскольку это апокриф, а апокриф — тоже ложь.
Мать говорила, что Кристофер — чудесное имя, потому что оно обозначает историю о том, как быть добрым и помогать другим. Но я не хочу, чтобы мое имя обозначало историю о том, как быть добрым и помогать другим. Я хочу, чтобы мое имя обозначало меня.
Было 1.12 ночи, когда отец приехал в полицейский участок. Я не видел его до 1.28, но я знал, что он там, потому что слышал его голос.
Он кричал: «Я желаю видеть своего сына!» И еще: «Какого дьявола вы его заперли?» И еще: «Да, я чертовски зол».
В 1.28 полицейский открыл дверь камеры и сказал, что ко мне пришли.
Я вышел. Отец стоял в коридоре. Он поднял правую руку и развел пальцы в стороны. Я поднял левую руку и тоже растопырил пальцы. И мы соприкоснулись подушечками. Мы так делаем, потому что иногда отец хочет меня обнять, но я не люблю, когда меня трогают, поэтому мы немножко касаемся друг друга, и это обозначает, что отец меня любит.
Потом полицейский велел нам пройти по коридору в другую комнату. Там стоял стол и три стула. Он сказал, чтобы мы сели с дальней стороны, а сам сел напротив. На столе лежал диктофон, и я спросил, значит ли это, что он будет допрашивать меня и записывать показания.
Он ответил:
— Думаю, в этом нет необходимости.
Он был инспектором. Я это понял, потому что он не носил униформы. И у него было очень много волос в носу. Казалось, будто у него в ноздрях прячутся две маленькие мышки.[2]
Он сказал:
— Я поговорил с твоим отцом, и он утверждает, что ты не нарочно ударил полицейского.
Я ничего не ответил, потому что это не было вопросом.
Инспектор спросил:
— Ты намеренно ударил полицейского?
Я сказал:
— Да.
Он скривил лицо и сказал:
— Но ты не хотел причинить полицейскому вред?
Я подумал и ответил:
— Нет. Я не хотел причинять ему вред. Я просто хотел, чтобы он перестал меня трогать.