Я:
— Тут грабитель! Вертолет, давай сюда, тут твой клиент! Врубай прожектор!
Ну я, конечно, не вслух сказал это.
А человек достал какую-то штуку из-под бака, головой по сторонам покрутил и развернул. Сверкнуло что-то. Вроде как ножик. Длинное, блестит. Хотя я видел всего секунду, но сразу про ножик подумал. Чел опять завернул его, сунул в штаны и быстро двинул к реке. Прикольно. Вертолеты ничего не заметили, не погнались за ним. Очень уж высоко. А бежал этот чел как-то по-девчоночьи, локти нарастопырку. Уж я точно бегаю быстрее.
Я бы и еще постоял и посмотрел, но уж очень сильно захотелось поприветствовать вождя. Совсем невтерпеж. Не знаю, почему голубь не прилетел. Мы его не собираемся убивать, ничего подобного. Просто очень хочется кормить птичку и учить разным штукам.
* * *
Я видел, как встает солнце и как мальчик идет в школу, каждый мой день начинается с того, что ко мне приходит вкус его мечтаний. Вкус всех твоих мечтаний. Сверху ты кажешься таким невинным, таким увлеченным, таким занятым. Когда ты со стайкой других детей разглядываешь что-то любопытное или когда вы бросаетесь врассыпную от чужака, я нахожу между вами и нами больше сходства, чем принято считать. Однако и различия велики.
Вот он я, на подоконнике квартиры на девятом этаже, поклевываю остатки проса. Мне вас жалко, ведь ваша жизнь так коротка и тяжела. Я не знал мальчика, который умер, он был не мой. Но я знаю, что такое материнское горе, — оно впивается в тело не хуже кустов ежевики, растущей на обочинах. Мои соболезнования, и все такое. А теперь прикройте головы. Настала такая минута. Не стреляйте в посланца.
Когда кто-нибудь со всего маху хлопает дверью внизу моя квартира трясется. По-настоящему Один хлопнет, а всех качает. Даже круто. Будто все вокруг живут в одной большой квартире. Я представляю, что это землетрясение. Мистер Томлин сказал, что землетрясения бывают только в тех частях мира, где горы еще молодые и нежные. Все засмеялись. Мистер Томлин смешной. У него шутки прикольнее, чем у Коннора Грина.
Я только не люблю, если шумят очень уж громко. Прямо зверею. Будто ворвались налетчики и вот-вот всех нас поубивают. Когда шум приближается, я делаю звук у телевизора погромче. Если ворвутся чужаки, я должен прогнать их. Я же мужчина в доме. У нас всегда дверь на цепочке и засов задвинут, так что чужим не пробиться. А если все-таки просочатся, я их вилкой, вилкой покромсаю, ведь ножом нельзя, получится убийство, а вилка — это самооборона. Заслоню собой Лидию и спасу ее. И маму тоже, если она дома будет. А пока я разбираюсь с налетчиками, Лидия или мама позвонят в полицию. Целить вилку буду в глаз, в него легче всего ткнуть, самое незащищенное место. Ослеплю, вытолкаю вон, запихаю в лифт. И готово дело.