— Тренировка затянулась, — сказал Эндрю, удивившись, что ему подчиняются голосовые связки.
— Угу, — пробормотала Гейл и вдруг пошевелилась. Ее движения были плавными, лицо казалось безмятежным. — Я хочу поцеловать тебя, Энди. Хочу поцеловать всюду. — Она повернулась и ускользнула в спальню.
Конверт чуть не выпал у него из рук. Эндрю сжал пальцы, и плотная коричневая бумага захрустела. Истина грозила разрушить созданную Гейл фантазию. Ему следовало задуть свечи и включить люстру. Следовало вырубить музыку, заставить Гейл сесть и выслушать каждое его слово. Он поклялся себе, что с этого момента будет говорить только правду.
Но он не мог на это решиться. Пока не мог. Обещание сладкого забвения и возможности забыть о настоящей причине его прихода завораживало Эндрю, как песня сирен, околдовавших моряков Одиссея. Он не мог справиться с реакцией собственного тела, стремившегося к последней близости с Гейл. К близости, воспоминания о которой останутся с ним на всю жизнь.
Фантазии. Обещание домашнего очага. Наслаждение. Память о прижимавшемся к нему теле.
Реальность. Уверенность в том, что случившееся никогда не повторится.
Сдавленно выругавшись, он бросил напоминание о реальности на ближайший стул и устремился в спальню, чтобы познать наслаждение и запомнить его навсегда.
Гейл стояла, прижавшись спиной к столбику кровати и слегка склонив голову набок. Он проследил за ее рукой, поглаживающей низкий вырез ночной рубашки. Гейл являла собой олицетворенное сладострастие. Смотреть на нее было выше сил Эндрю.
— Встань сюда, Энди, — сказала она, показывая на двустворчатую зеркальную дверь платяного шкафа. — И повернись лицом к зеркалу.
Помедлив пару секунд, Эндрю подчинился. В зеркале мерцало пламя свеч, озарявших комнату обольстительным мягким светом. Эндрю не интересовало собственное отражение; он следил за Гейл. Она прошла у него за спиной и исчезла из поля зрения. Теперь он видел только руки Гейл, которые погладили его бока, а затем легли ему на живот.
Она вытащила из джинсов полы рубашки, а затем погладила его, жестом предложив снять футболку.
— Теперь туфли, — велела Гейл, взявшись за пуговицу его джинсов.
Звук расстегивающейся молнии заставил Эндрю со свистом втянуть в себя воздух. Затем пальцы Гейл скользнули внутрь и спустили с него джинсы вместе с трусами. Она поцеловала его в спину, а потом соблазнительно провела горячим языком по позвоночнику.
— Положи руки на зеркало, — сказала Гейл, отпихнув в сторону джинсы и трусы и ловко сняв с него носки. Она обошла Эндрю и встала к нему лицом. — И не двигайся, что бы ни случилось.