Патриций — до конца патриций.
— Эй! — сурово одернул его рыжий Сурхан. — Потише. Здесь распоряжаемся мы.
— Вы! — Красс с презрением плюнул в него, но не достал. — Таких, как вы, я шесть тысяч повесил на Аппиевой дороге.
Переговоры утратили всякий смысл…
— Хватит болтать! — вспыхнул Яксарт. — Здесь не Форум. Все, Красс, ты отговорил свое. Дай мне сказать. Ты достоин трижды умереть. От моей руки. Но я человек гордый и честный. Над пленными не издеваюсь, безоружных не убиваю. Защищайся! Дайте ему римский меч. Я буду биться акинаком, нашим длинным сакским кинжалом. Что? Или ты думал, у поэтов в жилах тушь и они умеют обращаться лишь с тростниковым пером?
Красс неловко держал обезображенной правой рукой тяжелый, широкий, чуть не с лопату, острый римский меч. Солнце слепило ему глаза. Такого оборота дела он не ожидал.
— Смелей! — подзадорил его веселый Яксарт. — Или рукой не владеешь? А-а, понимаю, болит рука. Так знай, что кольцо отравлено. Когда ты, не подумав, с бешеной силой насовывал его на грубый свой палец, ты сдвинул камень. Он повернулся в гнезде — из него в твой мизинец незаметно вонзилось тончайшее жало, сквозь которое в кровь стал сочиться из крохотной полости внутри камня опасный яд. Он действует медленно и постепенно сводит человека с ума. Как сама жизнь, — улыбнулся Яксарт благодушно. — Повернешь ее не так, как надо, — и станет она для тебя не удовольствием, а бедствием.
Одолела все же поэзия деловую холодную прозу! Одолела!..
— Знаешь, сколько пало наших? Триста пять человек. А ваших?..
Красс изготовился, стараясь как можно крепче стиснуть рукоять меча искалеченной рукой.
Яксарт сделал резкий выпад, одним сильным ударом выбил меч у него из черной руки и воткнул акинак по рукоять ему в бычью толстую шею…
Затем парфяне убили Октавия и Петрония и всех других, кто спустился с Крассом с холма. Остальные сложили оружие.
20 000 убитых.
10 000 попавших в плен.
Так завершился знаменитый поход на Восток римского консула Марка Лициния Красса.
Всего 12–13 тысяч солдат сумели уйти назад, за Евфрат…
— Ты обещал, — угрюмо сказал Яксарт.
Вишнево-красный турмалин уже сверкал у него на правой руке.
Освободившись от Красса, от гнета его дряблой оплывшей кожи, кольцо богини Деркето сияло особенно лучезарно на золотисто-смуглом среднем пальце Яксарта.
— Она твоя! — щелкнул Сурхан по кожаному мешку с чем-то круглым внутри. — Но как же мне быть с Хурудом? Он тоже ждет ее…
Они сидели в палатке, на толстом войлоке. В большой чаше с маслом колебалось яркое пламя.
— Ты обещал, — упрямо сказал Яксарт.