Тор с минуту молча смотрел на нее, чтобы поддразнить, понимая, какую благодарную аудиторию заполучил в лице этой милой маленькой девочки. Потом встал, прорычал, нырнул к ней, подняв тучу брызг, схватил Хани своей огромной ручищей, поднял высоко над головой и держал, пока она с довольным видом не начала протестующе болтать ногами. А затем бросил ее с размаху в глубокую часть бассейна. Она плюхнулась со шлепком и брызгами, вынырнула, откашливаясь, сплевывая, смеясь и притворяясь рассерженной. Сьюзан, глядя на все это, думала: я дала ей это. Я могу сделать ее счастливой, ясно?
По выходным они ходили на дамбу на пляже, гуляли часами и втроем играли в «скиболл» – да, даже Сьюзан! Они собирали билеты, и Хани получала призы: тряпичных голубых змей или больших желтых уродливых собак с черными языками и круглыми глазами. Тор выигрывал во всех силовых играх, сбивая бутылки, забрасывая мячи и так ловко управляясь с колотушкой, что мяч взлетал на верхушку колонны. Как вы понимаете, Тор бил по этой штуковине изо всех сил, так что звонил колокольчик на самом верху. А потом он вручал Хани самого большого призового медвежонка, какого только можно было выиграть на всем белом свете. Этот принц дамбы поднимал Хани и ее с трудом завоеванную добычу на плечи, и в сопровождении матери и в облаке сахарной ваты она ехала на спине своего героя до машины.
Они были детьми Сьюзан: Тор и Хани, сильный Тор и не по годам развитая Хани со вздернутым носом и одинокой веснушкой на левом веке. Хани, которая спала с приоткрытым ртом, ее дыхание было теплым и сладким, как погожий летний день.
И в постели Сьюзан оказался еще один ребенок. Ее сын Тор, совершенный образчик, становящийся все безупречнее с каждым днем. Глядя на его тело, Сьюзан не переставала удивляться тому, какие свободные пастбища простираются в его голове, ей никогда не доводилось так долго общаться с человеком, столь явно необразованным. Не то чтобы Сьюзан была особо образованной, далеко нет, но она всегда понимала необходимость образования. Тогда как Тор, возможно, слишком устававший от упражнений, совершенствующих тело, казалось, был лишен врожденной любознательности и стремления к знаниям. О, он пытался. В самом деле – он очень хотел порадовать ее. И Сьюзан старательно притворялась, что ей все равно, когда книги, которые она ему навязывала, так и оставались неоткрытыми, их притягательность для него не существовала.
Как-то раз ночью он посмотрел на нее большими, несчастными глазами.
– Ты думаешь, что я глупый, верно?
– Нет! – сказала она высоким голосом, на целую октаву выше для пущей выразительности. – Как ты можешь такое говорить. Ты вовсе не глупый.