— Мадемуазель Солей и я, — продолжал Реми и остановился, чтобы еще прокашляться, — мы… мы хотели бы просить вашего разрешения… вступить в брак…
Выражение лица Эмиля не изменилось. Руки Солей и Реми встретились, молодые люди искали другу друга поддержки.
— И что вы можете предложить моей дочери, месье Мишо? — как-то тяжело спросил Эмиль.
Реми, казалось, был обескуражен этим вопросом.
— Ну… ну, мы поженимся, будет семья. Я буду о ней заботиться, месье. Я всегда мог позаботиться о себе и сделаю всю, чтобы у моей жены был все необходимое. Кроме того… кроме того, — он замялся, видя, что его слова не производят никакого впечатления, — мы будем венчаться в церкви, все по закону и жить так же…
Эмиль вздохнул.
— Где? Спасибо вам за вашу подмогу, но мне, например, ясно, что крестьянский труд не для вас. Все ваши разговоры только о чужих краях — Луисбург, Аннаполис, даже Квебек какой-то! Вы что же, намереваетесь увезти мою дочь из родных мест на чужбину?
Реми сжал ладонь, забыв, что держит руку Солей. Было больно, но она не подала виду и не сделала ни малейшей попытки вырваться.
— Мое богатство — в лесах, месье. Меха — дело прибыльное. Да, у меня нет особой тяги к земле, но разве это значит, что я из-за этого буду плохим мужем и отцом?
Эмиль подумал.
— Да нет, почему же? Но для Солей это вряд ли подойдет. Она выросла здесь, на этой земле, где наши предки поселились больше ста лет назад. Эта земля у нее в крови, так же, как у меня. Мы с матерью всегда надеялись, что она выйдет замуж и останется с нами. У нас семья, месье. Мы не хотим ее разрушать…
"А она уже начала рушиться; мой первенец уходит, и мы, возможно, никогда его не увидим больше. — Этого он не сказал, но все понимали, что он именно это имел в виду. — Неужели я должен потерять сразу и сына, и дочь?"
— Папа! — Солей еще не знала, что сказать, но чувствовала, что должна найти какие-то слова. — Я люблю Реми, а он меня. Мы хоти пожениться. Если ты меня любишь, не запрещай!
— Даже если это значит, что ты уедешь из Гран-Пре? Оставишь мать, меня и всех остальных?
Слова застряли у нее в горле, но они должны быть сказаны:
— Да, папа. Если Реми уедет, то и я тоже с ним.
Эмиль еще сильнее сжал челюсти, поднялся с лавки.
— Ты еще очень молода, — мягко сказал он дочери. — Нельзя это решать так. С кондачка. Надо подумать, подождать. Несколько месяцев могут избавить от многих лет горя. Брак не терпит легкомыслия.
Солей не могла найти слов, чтобы выразить обуревавшие ее чувства. Она подозревала, что у отца будут сомнения, что он выскажет кое-что не слишком приятное. Но ведь это — чуть не прямой отказ!