"Голыми руками? — подумала Солей. — Нет, конечно, у Сиров еще сохранились мушкеты, но надолго ли? Хоть бы Реми с Пьером удалось убедить отца уйти отсюда!" Она встала, осмотрелась: с одной стороны — поля, отвоеванные у моря, такие ухоженные, родные, с другой — красные от глины воды океана. Вот чего ей будет не хватать там, в долине Мадаваски, — этих могучих приливов, этих пляжей, этих волн… Может, случится чудо, и они с Реми когда-нибудь вернутся сюда, к своим старикам. Или это такая же глупость, как Селест насчет Антуана придумала?
Какое-то время подруги стояли молча, взявшись за руки, словно надеясь поднабраться храбрости и силы друг от дружки. Потом, не сговариваясь, повернулись и пошли к дому. Радость от встречи и тревога от дум о будущем — все смешалось в их душе.
Даже церковная служба, которой Солей так недоставало во время их скитаний до Квебека и обратно, была какой-то другой. Нет, отец Кастэн все тот же, и отец Шовро со своими увещеваниями насчет всяческих грехов, но все какое-то не такое… Кюре выглядят печальными и прихожане тоже. Меньше стало тех, кто обычно вставал посреди проповеди и выходил перекурить, а главное — покалякать с односельчанами. А когда все вышли после окончания мессы, ни шуток, ни смеха не было слышно — только тихие, серьезные разговоры.
Односельчане сразу окружили Реми и Солей, начались расспросы, приветствия. Женщины, конечно, тут же принялись разглядывать ее талию, но Солей их сразу успокоила; хорошо, что раньше не вернулась, а то бы сплетни пошли: бесплодная, мол; у них обычно зачинали в первую же брачную ночь.
Еще новое дело: даже среди женщин разговор все на политику сбивается, а уж что о мужчинах говорить! Реми взяли в плотное кольцо — от кого, как не от него, можно разузнать, что вокруг делается. Солей отошла в сторонку: она уже не могла этого слышать. Про детей бы что-нибудь послушать, про хорошее что-нибудь… Но то, что сказал ее мужу подошедший к ним отец Шовро, невозможно было не услышать; голос у него громовой. Вон, все сразу обернулись…
— У меня к вам новость — из Аннаполиса.
— Из Аннаполиса?
— Да, я там провел некоторое время, был у отца Лаваля.
Лицо Реми сразу осветилось. Ведь это отец Лаваль научил его читать и писать, а его проповеди до сих пор у Реми в ушах стоят.
— Ну и как он? Ему ведь сейчас около семидесяти…
— Семьдесят один, — кивнул кюре. — Неважно себя чувствует, но ум ясный, вас часто вспоминает. Я ему сказал, что вы женились, он просил передать поздравления. Он к Вам как к сыну относится. — И уже другим, более суровым тоном продолжал: — Реми, он умирает. Его дни сочтены, боли страшные. Было бы хорошо, если бы вы его навестили. Это он меня просил вам передать, когда вы появитесь. Конечно, время не слишком подходящее, в общем, вам решать.