— Я думал о тебе лучше, Элайя.
— Прости, что я нагрубила Герберту, — сказала она.
Он приблизился к кровати и сел рядом с ней, наматывая на палец длинную прядь ее волос. Жена не глядела на него.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива со мной, Элайя, — тихо произнес он.
Наконец она быстро взглянула на него.
— Я не доверяю этой парочке. Может быть, мне не следовало это говорить, однако я так думаю.
— Можешь не сомневаться, братья достойны твоего доверия. Когда ты узнаешь их получше, то согласишься со мной.
— Мне куда больше хочется узнать получше тебя, муженек.
— Очень скоро, Элайя, ты будешь знать меня лучше всех на свете.
Он встал и, отбросив куртку, принялся снимать сорочку. Затем подошел к столику, намереваясь задуть свечи, и только тут заметил их отсутствие.
— А куда девались свечи?
— Я приказала Эльме унести их. Зажигать так много сразу — мотовство.
— Понятно… — Джордж постарался подавить раздражение. Он снял сапоги и бриджи и тихо рассмеялся, скользнув под одеяло. — Выходит, мне придется пробираться на ощупь.
— Иди на мой голос. Слушайся меня, и не пропадешь.
Джордж схватил протянутую руку Элайи и, быстро перекатившись через нее, оперся на локти.
— Нет, Элайя, слушаться меня будешь ты. И приказывать сегодня буду я.
Элайя на мгновение застыла — но только на мгновение, поскольку легкие, как пух, ласки Джорджа и его становящиеся все более страстными поцелуи вскоре пробудили в ней иное, блаженное напряжение, и она не успела задуматься.
Затем, охваченная жгучим желанием, от которого плавились мысли, она забыла о его словах.
Но позднее, когда Джордж задремал рядом с ней, Элайя вспомнила и его слова, и его ласки. Он оказался опытным, искушенным любовником, и почти до самого конца вел атаку медленно, а потом превратился в страстного возлюбленного, который так стремительно овладел ею в их первую брачную ночь.
Ему захотелось приказывать… Захотелось, чтобы она слушалась его.
Но почему? Может быть, она что-то сделала не так? Или слишком спешила? Оказалась неловкой и неуклюжей? Наверное, она не сумела доставить ему наслаждение на брачном ложе!
Неужели и здесь она потерпела поражение?
Она не умеет танцевать. Не умеет петь. И шить она тоже не умеет. И манеры у нее отвратительные. И вот теперь, в довершение всего, оказывается, что она не умеет даже любить своего мужа как надо.
Что же Джордж скажет, когда выяснится, что она не умеет ни читать, ни писать? Что именно поэтому она упорно отказывается обсуждать хозяйственные дела с Гербертом?
Нетрудно представить, что подумает Джордж, хотя, конечно, он слишком хорошо воспитан и виду не подаст. Однако очень скоро начнет терять терпение. Станет раздражительным и сердитым. Наконец возненавидит ее, уверившись, что выбрал себе худшую во всем английском королевстве супругу. Он пожалеет, что вообще увидел ее, и, наверное, отошлет опостылевшую жену обратно к отцу.