— Слушаюсь, товарищ Сталин.
— Хорошо. Поезжайте туда для ликвидации политбандитизма. И его главаря Исраилова.
Они вышли из кабинета один за другим — нарком и его заместитель. Долго молча шли рядом, неотвратимо разделенные Верховным, и Берия, скосив глаза и отметив, что не уступает ему низкорослый Серов в размеренной генеральской поступи, заметил как бы между прочим:
— Широко шагаешь, Серов. Смотри штаны не порви.
На что ответил заместитель сухо и бесстрастно:
— У вас будут распоряжения перед моим отъездом, товарищ нарком?
— У меня одно распоряжение: не путайся у Кобулова под ногами, не мешай ему работать в Чечне.
— Тогда у меня просьба к вам, — глянул Серов снизу вверх, исподлобья.
— Ну?
— Посоветуйте то же самое Кобулову. — Заместитель резко отвернул в сторону — к выходу.
Его судьбу, его особое положение в аппарате НКВД, а затем и в верхах определил случай. Так считал Серов. Но привыкнуть к этому не мог до сих пор.
Несколько лет назад он сидел в кабинете начальника Московского главного управления милиции, тянул свои обязанности, смурной, квелый. Точила душу ржа зависти к старшему — Кобулову Богдану. Дружок сидел наркомом внутренних дел в Киеве. Серов же оставался подконвойным, под тяжким едучим надзором Лаврентия Павловича. Надзор этот недобро густел, обжигал недоверием все нетерпимее.
Вороном был Серов, как и все они, ходившие под папой, летал в стае, клевал падаль. Случалось, по долгу службы кровянил клюв. Только мастью не вышел — белым был вороном. Черные — Кобулов, Круглов, Меркулов — клевали с азартом, неистово, взахлеб. Он же — через силу, со рвотными позывами, тихо стервенея в отвращении и протестах против костоломной практики допросов, идиотской подгонки дубового компромата.
Такого Папа не прощал. Печенкой чуял Серов брезгливость шефа к себе. Чем заканчивается это — знал. В их системе все было отлажено. Начал уже готовиться к завершению своей карьеры, но вдруг был вызван к Сталину.
Прохаживаясь вдоль окна, генсек исподлобья глянул на застывшего у стола Серова. Спросил негромко, въедливо:
— Говорят, не любит вас нарком Берия. За что не любит?
— Не могу знать, товарищ Сталин, — стиснул разом вспотевшие ладони Серов.
— Я подскажу. Нарком Берия думает, в его стаде паршивая овца завелась. Как считаете, что надо делать пастуху в таком случае?
Серов молчал, судорожно подыскивая ответ. Его не было.
— Что скажете, если мы направим нелюбимого Серова наркомом на Украину? — внезапно остановился, в упор глянул Сталин.
Серов, затаив дыхание, ошеломленно постигал немыслимый зигзаг в собственной судьбе. В кабинете повисла недоговоренность.