Оккультисты Лубянки (Андреев, Бережков) - страница 281

С такой оценкой, однако, мне трудно согласиться. Авантюризм в расхожем смысле этого слова предполагает совершение беспринципных поступков ради достижения какой-либо выгоды, в чем едва ли можно упрекнуть Барченко. Многие факты его биографии свидетельствуют как раз об обратном — о его исключительной принципиальности. Так, в письме Барченко Г.Ц. Цыбикову, написанном в начале 1927 г., мы читаем:

«…в течение 10 лет [я] не стеснялся в своих выступлениях перед правительственными и партийными руководителями открыто подчеркивать свое коренное расхождение с партийной идеологией и тактикой в целом ряде самых коренных вопросов, к примеру в вопросе о религии, семье, о воспитании, об основной тактической точке зрения партии — оправдываются целью средства или нет».[352]

Барченко, как мне кажется, принадлежал к тому типу людей, которых обычно называют одержимыми. Такие люди существовали всегда и везде, в том числе и в советской России, особенно в 1920-е годы — «героические двадцатые». Одержимый своей Идеей (непременно с большой буквы!), он всеми силами стремился воплотить ее в жизнь — вернуть человечеству утерянное истинное знание. (Об этом говорит и название его мемуаров — «В поисках утерянной Истины».) Можно согласиться с B.C. Брачевым в том, что поведение Барченко в конце 1930-х, когда он настойчиво добивался встреч с Ворошиловым и Сталиным, отличалось явной неадекватностью, но именно так — неадекватно — ведут себя одержимые люди. Таким человеком был Джордано Бруно, любимый герой Барченко. Следуя его примеру, Барченко до конца остался верным своим принципам и своей Идее, что привело его на большевистскую Голгофу.

Другой вопрос — как относиться к Барченко-ученому и его весьма неординарным исследованиям? B.C. Брачев отмечает недостаточную профессиональную подготовку Барченко («недоучившийся студент-медик»), однако этот факт сам по себе еще ни о чем не говорит. Стоит вспомнить гениального К.Э. Циолковского, который был абсолютным самоучкой, а по роду занятий всего лишь школьным учителем, что не помешало ему создать всемирно известное «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Барченко, как мы знаем, также принадлежит оригинальный труд («Введение в методику экспериментальных воздействий объемного энергополя»). Однако, поскольку он не сохранился (или сохранился, но недоступен нам), мы не можем дать ему объективную оценку. Тем не менее можно сделать некоторые общие выводы, хотя и далеко не окончательные, относительно характера и методов работы Барченко.

Прежде всего обращает на себя внимание необычайно широкий диапазон его исследований, охватывающий «все области науки и искусств» (по словам Э.М. Кондиайн): астрономия, химия, физика, медицина, биология, ботаника, геология, архитектура, теория музыки и т. д. Подобная масштабность объясняется спецификой проблемы, над которой Барченко работал совместно с математиком и астрономом А.А, Кондиайном, — «подтвердить достижениями современной науки положения и универсальные законы Древней науки». Насколько можно судить, Барченко и Кондиайн хотели связать воедино все природные и социально-исторические процессы на Земле, имеющие циклический характер, с планетными «категориями» и солнечной активностью («ритмами Солнца»), используя для этого некую эзотерическую «диаграмму соответствий» (универсальную схему). Эта работа во многом перекликалась с работой А.Л. Чижевского, закладывавшего в те же самые годы фундаментальные основы гелиобиологии. Нам также известно об экспериментальных исследованиях Барченко в области биофизики (где он применял все ту же УС для обработки полученных результатов) и парапсихологии.