— Что? — спросила Грейс. — Что? Что?
— Подстилка! Потаскуха!
Грейс поднялась.
— Моя-мать-работает-в-прачечной-толстая-сучка-и-тебе-лучше-забрать-обратно-то-что-ты-сейчас-сказала. — Все это она произнесла слитно, словно читала стихотворение.
Ирма торжествующе сверкнула глазами, добившись желаемого, ее шея блестела от пота, пота девушки-подростка из тех, кто по пятницам сидит дома, уткнувшись в телевизор и поглядывая на часы. Из тех, для кого никогда не звонит телефон, а голос матери — голос Тора. Из тех, кто постоянно выщипывает волосики между носом и верхней губой. Из тех, кто ходит на фильмы Роберта Редфорда с подружками, а на следующий день приходит одна, чтобы видеть его вновь, зажав потные ладони между колен. Из тех, кто пишет длинные, но очень редко отправляемые письма Джону Траволте. Из тех, для кого время тянется мучительно медленно, не суля никаких радостей. Неудивительно, что шея у таких покрывается липким потом. Я не шучу, такова правда жизни.
Ирма открыла рот и выплюнула:
— ШЛЮХИНА ДОЧЬ!
— Ладно. — Грейс двинулась к ней по проходу, вытянув вперед руки, словно гипнотизер на сцене. С очень длинными, покрытыми розовым лаком ногтями.
— Сейчас я выковырну тебе зенки, курва!
— Шлюхина дочь, шлюхина дочь! — не отступалась Ирма.
Грейс плотоядно улыбалась. Глаза у нее сверкали. Она не спешила, но и не тормозила. Шла по проходу нормальным шагом. Хорошенькая, как это я раньше не замечал, хорошенькая и грациозная. Прямо-таки камея.
— Вот и я, Ирма. Пришла за твоими глазенками.
Ирма внезапно поняла, что происходит, отпрянула.
— Остановись, — приказал я Грейс. Револьвер не поднял, но положил на него руку.
Грейс остановилась, вопросительно посмотрела на меня. На лице Ирмы отразилось облегчение, но злоба его не покинула. Похоже, меня она приняла за решившее вмешаться божество, взявшее ее сторону.
— Шлюхина дочь, — повторила она, обращаясь к классу. — По возвращении из пивной миссис Станнер каждую ночь оставляет дом открытым. И готова обслужить любого. — Своей усмешкой она хотела выразить презрение к Грейс, но в ней проступил охвативший ее ужас. Грейс все еще вопросительно смотрела на меня.
— Ирма, — вежливо обратился я к ней, — послушай меня, Ирма.
Когда она повернулась ко мне, я в полной мере осознал, что произошло. Остекленевшие глаза, закаменевшее лицо. Прямо-таки маска, какие дети надевают на Хэллоуин. Еще чуть-чуть, и она окончательно сошла бы с ума. Ее психика отказывалась воспринимать то, что происходило у нее на глазах. Возможно, недоставало одной соломинки, чтобы ввергнуть ее в ад безумия.