Кэрол побледнела как полотно. Я испугался, что она сейчас грохнется в обморок, и попытался ее отвлечь:
— Твоя мать разозлилась на меня, Кэрол.
— Что? — Она завертела головой, словно пыталась понять, где находится.
— Я назвал ее каргой. Старой толстой каргой.
Она скорчила гримаску, потом благодарно улыбнулась, оценив мой маневр.
— Да. Еще как рассердилась. Она думала, что драку затеял ты.
— Твоя мать вместе с моей ходила в какой-то клуб, не так ли?
— «Книги и бридж»? Да. — Она чуть развела коленки. Рассмеялась. — По правде говоря, я всегда недолюбливала твою мать, хотя и видела ее пару раз. Моя-то говорила о ней с придыханием: какая же интеллигентная миссис Декер, как тонко она разбирается в нюансах творчества Генри Джеймса, и все такое.
— Понятно, — кивнул я. — Между прочим, мне говорили то же самое о тебе.
— Не может быть.
— Точно. — Внезапно меня осенило. Как же я мог упустить такое из виду? Тоже мне, мыслитель! Я даже рассмеялся. — Готов спорить, я знаю, почему она так настаивала на том, чтобы я пошел на твой день рождения в костюме. Это называется «Сватовство», или «Как они подходят друг другу», или «Подумайте, какие умные у них будут дети». Все как в лучших семействах, Кэрол. Ты пойдешь за меня замуж?
У Кэрол открылся рот.
— Они… — Договорить она не смогла.
— Именно так я и думаю.
Она улыбнулась, хохотнула, рассмеялась. Вроде бы неуважительно по отношению к мертвым, но я ничего не сказал. По правде говоря, миссис Андервуд никак не выходила у меня из головы. В конце концов, я чуть ли не стоял на ней.
— Идет большой босс, — возвестил Билли Сэйер.
Так и есть. Френк Филбрик шагал к школе, глядя прямо перед собой. Я надеялся, что фотокоры сумеют запечатлеть его самую главную часть. Кто знал, может, он захотел бы использовать фотоснимки своей задницы на рождественских открытках. Он вошел в парадную дверь. Из коридора, словно из другого мира, донеслись его шаги: он держал курс на кабинет директора. Почему-то у меня возникло ощущение, что вне класса только он реален. А все остальное за окнами — иллюзия, картинка на экране телевизора. Показывали их, не меня. Мои одноклассники чувствовали то же самое. Это читалось на их лицах.
Тишина.
Щелчок: включилась система внутренней связи.
— Декер?
— Да, сэр?
Тяжелое дыхание. Он пыхтел перед микрофоном, как какое-то большое и потное животное. Мне это не нравится, никогда не нравилось. Точно так же говорил по телефону отец. Тяжелое дыхание давило на барабанную перепонку, в нем буквально чувствовались запахи виски и табака. Что-то в этом было антисанитарное, даже гомосексуальное.