– Как
добралась?
– Хорошо.
Эти
многозначительные взгляды. Дэн уныло смахнул крошку с рукава. Ивэн оглянулся на
них, терпеливо ждущих своей очереди поприветствовать незнакомку.
– Познакомьтесь,
Трей, мистер Байронс, это моя невеста.
Опередив
Гора с представлениями, та шагнула вперед, протягивая Дэну теплую ладонь: –
Эмили Дэй.
* * *
Загородный дом Уэйнфордов
22:24
Элинор
сидела у окна, почти в полной темноте. Ее тонкие исцарапанные руки упирались в
лоб стоявшей возле кресла каменной кошки. Пальцы ласково скользили по прижатым
ушам, не обращая внимания на сколотые края. Уже несколько часов она смотрела на
ночное небо, радужным пятном отражавшее огни недалекого города. Небо прогнулось
и обвисло под тяжестью снеговых облаков, такое же безжизненное, как и кошачьи
глаза. Такое же усталое. Марго, не отрываясь, следила за напряженным профилем
хозяйки.
– Элинор, нужно
что-то делать. – Она попыталась отвлечь ее от созерцания зимнего ландшафта, но
ту больше занимали бесплотные па кружащихся на ветру снежинок. Ресницы Элинор
дрогнули, но лицо не изменилось. Она чуть рассеянно наклонилась вперед, сбросив
вдоль щек распущенные волосы, и наглухо отгородилась от раздраженной Брандт.
В комнату
вошел Ричард. Увидал женщин и поспешно ретировался прочь. Марго не успела его
задержать, а Элинор попросту не заметила. После свадьбы Виктории она почти всё
время проводила в апатии, лишь изредка отвлекаясь на неотложные дела. Но в
последние дни ее уныние достигло апогея.
Марго
стремительно пересекла комнату и принялась рыться в бумагах на столе. Она бы с
радостью избавилась от Элинор, если бы не секреты, которые Каталина доверила
исключительно своей наследнице – не без тайного умысла. А потому им приходилось
терпеть её эксцентричность, всё чаще сменявшуюся неумолимой злобой. О том, что
у Элинор не ладно с головой, Марго догадалась давно – для этого не требовалась
медицинская степень. Но это ничего не меняло. Сумасшедшая девка с присущей ей
прытью могла сгрести всех в кулак, никто не решался противостоять ее напору.
Каждой рыбке полагался свой крючок. Иногда Марго казалось, что и в ее
подреберье торчит шип. Она не понимала, что давало болезненной на вид девчушке
такую удивительную способность подчинять себе других. Даже попытки обдумать собственные
ощущения упирались в одну-единственную мысль: она имела на это право. Ей было
дозволено решать за других, а ее подручные – где-то в самой незаметной выемке
души они признавали это – сдавались на милость ее дурного нрава по собственной
воле. В этом была магия. Ее насилие цвело светлой, терпкой тоской. Это странным
образом возвышало.