Сейчас бы
он согласился на всё – даже на общество Эшби.
На ум снова
полезли мысли о Горах. Мозг принялся строить догадки, и под конец ему стало
казаться, что это он лежит на влажном асфальте и слушает, как с бульканьем
выплескивается из горла кровь. Кто-то
склоняется над ним. Сквозь веки он видит лицо и мечущиеся на ветру темные
волосы. Они поблескивают на солнце. Лицо не хочет складываться в единое целое,
но оно знакомое. Алекс разбудил себя стоном. Дернулся, хватая руками
воздух, и едва не свалился с софы. Свечи догорали. Скоро снова наступит темнота.
Пошатываясь,
он нашел запасную связку свечей и принялся выскребать оплавившиеся огарки.
Пальцы не чувствовали расплавленного воска.
Ну вот,
свет еще на час или два.
Чернильная
яма над замком роняла в океан раскаленные спицы. Буря гоготнула, звякнув
оконной рамой. Ему нужно было чем-то себя занять, чтобы пережить одиночество и
эту ночь. Должно быть, Каталина еще не спит. Стоит у окна и смотрит на волны.
Райн вцепился
в серебряный канделябр. С минуту качался, не зная, куда понесут ноги, потом
медленно шагнул к двери. В коридоре стояла знакомая темень, и он побрел наугад.
На лестнице ветер задул свечи.
Алекс
прижал к груди подсвечник. Ни один угол не попался ему на пути, хотя он мало
что видел. Запах грозы становился всё отчетливей, и в какой-то миг гром рявкнул
с такой силой, что Райн застыл на месте, оглохнув вдобавок к слепоте. Ему
показалось, что все части тела теперь так далеки друг от друга, что он никогда
не сможет сделать следующий шаг.
Откуда-то
пробивался свет. Он плясал выгнутой золотой шпагой, норовя уколоть в висок. Сюда.
Выползает из-за приоткрытой двери. Даже покачиваясь, огромная створка не
скрипит – а может, Алекс всё еще глух. Он накрыл ладонью медную ручку,
неосторожно надавил.
В комнате
горел камин. Тепло кружило вместе с запахами фиалок и горьковатой пыли – так
пахнут старые фотографии. Кресло-качалка, застывшее без движения, уронило
рукава стеганого пледа. Повсюду свечи. Каталина спала. Заснула у очага,
обхватив руками обтянутый бархатом альбом. На мгновенье Алекс протрезвел от
лихорадки, поняв, что спит не он, а она, и надо бы уйти, пока никто не
обнаружил вторжения.
Через секунду
он забыл об этом. Здесь почти не было слышно грозы – только треск поленьев за
каминным экраном и дождь. Он не заметил, как вошел и замер позади кресла. Сбоку
висело огромное зеркало – зеленоватое, похожее на поверхность обледеневшего
озера. Он не желал смотреть в него. Белизна седых волос, тонкая кисть,
впившаяся в бархат. Разбудить ее? Чтобы задать всего один вопрос. Чтобы
увидеть, как в ее глазах зашевелятся тени.