Он оставил чемоданы возле столика и пошел за чаем. Уж так захотелось ему после дурной ночи успокоить душу.
Митька взял чай, бутерброд с сыром, повернулся к столику за каким завтракал и… выронил все, что держал. Исчезли чемоданы! Их словно и не было у стола. Никто вокруг ничего не видел. Митька взвыл во весь голос, выскочил из столовой, увидел, как в конце улицы двое пацанов, согнувшись на бок от тяжести, уволакивают его чемоданы.
Баланда бросился следом за ними. Пацаны, приметив погоню, бросились наутек, ныряя в проулки, сквозные дворы. Вот нырнули в подвал — Митька кубарем за ними. Едва сунулся в дверь, получил в ухо. Он успел увидеть нахальную гнилозубую рожу подростка лет пятнадцати. Только хотел вмазать ему, получил с другой стороны.
Ворюги, туды вашу мать! На зэков наезжать? Да я вас всех загну в букву зю! — кинулся с кулаками на второго, спрятавшегося в темноте.
Тот послал его «в сраку, лидера» и, громко захохотав, побежал вглубь подвала, заманивая Митьку в ловушку. Тот не сообразил, кинулся следом и увидел кодлу пацанов. Они пили, курили. Их было много. Увидев чужого, оравой бросились на него. Смели, смяли, истерзали до бессознания.
Очнулся Митька на пустыре. Вокруг никого: ни пацанов, ни подвала. Из одежды — резинка от трусов. Больше ничего. Ни документов, ни денег, ни чемоданов. На теле ни одного живого места. Сплошной синяк.
Митька долго соображал, где он и что ему теперь делать?
«Во, влип! Уж лучше б пропил я эти деньги, чем достались они шпане», — чуть не плакал мужик от нового горя, свалившегося на него нежданно.
Кто знает, что пришло бы ему в голову, если б не услышал шаги неподалеку. Он привстал, увидел мужика, шагавшего через пустырь, окликнул. Тот подошел, все понял без слов. Его не удивили слезы и жалобы. Он слышал и покруче. Самого жизнь не пощадила. Это был Шнырь. Он и привел Баланду к бомжам.
Митька просил мужиков найти пацанов, обокравших его, чтобы вернуть хотя бы документы. Но пацаны жили сами по себе, не подчиняясь взрослым бомжам, и вернуть документы Баланде могли только за деньги.
Они «бабки» у меня сперли! Все, что на зоне получил. Пять лет пахал! Какой выкуп? Два чемодана вещей сперли!
Рассказал, как оказался на улице и услышал:
Не вернут даже за выкуп. И мы не станем требовать. Сволочь ты, Баланда! У тебя дите сиротой осталось. Как знать? Может, завтра вместе с теми, нашими пацанами, слиняет в бомжи и твоя… Пять лет ей? Ну и что? У них и меньше дышат. Вот такие ж как ты состряпали, а вырастить не смогли. Теперь стригут свой навар со всех. И ты других не лучше. Им плевать, что ты с зоны! Их родители повсюду. Где хошь, но не с ними. А потому получил, что посеял. И нас не дергай. Мы пацанве не указ. Попался, платись! Скажи повезло, что дышать оставили, и Шнырь тебя надыбал и приволок. Откинулся б без нас как падла! — вразумлял мужика Горилла, давний бомж, разучившийся жалеть и сочувствовать.