Она не слышала, как Генри зашел на кухню, шмыгнула носом и лихорадочно пошарила по столу в поисках салфетки.
– Гита!
Виновато оглянувшись, она шмыгнула еще раз и быстро отвернула от него залитое слезами лицо.
Подойдя к ней, Генри мягко опустил руку на ее плечо, заглянул во влажные и блестящие от слез глаза.
– Ну-ну, перестань. Он того не стоит.
Снова всхлипнув, Гита посмотрела на него в невольном удивлении.
– Что? О чем ты? У тебя есть носовой платок? Он смешался, оглянулся по сторонам, выдвинул ящик, вытащил из него коробку с салфетками и передал Гите.
Вытянув одну салфетку из прорези, она высморкалась.
Поглаживая теплой успокаивающей ладонью ее затылок, он повторил:
– Он того не стоит, Гита.
– Кто не стоит?
– Тот человек, который тебя преследует!
– Что? Ох, нет, я плакала совсем не из-за него!
– А из-за чего тогда?
Она молча указала на газету.
Генри взглянул на заголовок, потом на Гиту.
Смущенная, она отвела взгляд.
– Я ничего не могу с собой поделать, – выдавила она. – Так вот реагирую на детей. А этой девчушке всего четыре года!
– Да, вижу, – подтвердил он сухо.
– Понимаешь, Генри, вызвать «скорую помощь», приготовить матери раствор инсулина… – пояснила она глупо и снова шмыгнула носом. – Из меня получится отвратительная мать.
– Плаксивая мать, это абсолютно точно. И если тебя это так расстраивает, зачем читаешь?
– Наверное, потому, что я глупая. Ты чего-то хотел?
– Да, – сказал он тихо, – тебя. Но пока я могу ограничиться чашкой кофе. Тебе тоже сделать?
Она помогала головой.
– Тогда осмотри дом или еще чем-нибудь займись. Поиграй с собаками. Но только не выходи из дома одна.
– Да, сэр, нет, сэр.
Он хмуро улыбнулся, сложил газету и отошел наполнить чайник водой.
Глядя на его вдруг замкнувшееся лицо, она вздохнула. Была ли мягкая забота о ней всего лишь мгновенной вспышкой слабости? Она могла только гадать. Снова вернулись его отстраненность и поглощенность своими мыслями. Она хотела его, но совсем его не знала. Вздохнув, она встала и быстро вышла, боясь не удержаться и дотронуться до него, начиная все заново.
Проходя по темному коридору, Гита наугад толкнула одну из дверей, заглянула в довольно официальную и величественную столовую, заставленную, как и все остальные комнаты, чудесной старинной мебелью. Потом прошла к следующей двери, открыла ее и вошла внутрь. Сквозь стеклянные французские раздвижные двери она увидела снаружи сад, о существовании которого даже не подозревала. Отперев двери, она вышла из дома, посмотрела на неясные в полумраке очертания кустов роз, декоративные подстриженные кустарники и на широкую лужайку, простирающуюся перед домом.