– Да, но я не думаю, что Синди хотела сняться в той рекламе. Она не говорила…
– Но может быть, она все-таки хотела, а тебе не сказала. Может быть, она была разочарована и оскорблена. Может быть, она сообщила своему другу…
– Нет!
– И, может быть, этот мужчина для нее более чем друг.
– Нет!
– Но почему «нет», Гита? Ведь это возможно! Ты же плохо знаешь его, а он вполне мог узнать, где ты находишься, все от той же Синди, твоей лучшей подруги. Ты болтаешь с ней, делишься своими планами, говоришь, куда едешь…
– Нет, – слабо возразила Гита, прекрасно понимая, что Этьен прав. Впрочем, она ведь не рассказывала Синди о том, что познакомилась с Генри. Но почему? – вдруг пришло ей в голову. Почему она не рассказала о нем своей лучшей подруге? Нет, это не мог быть Генри! У него не было никакого резона так поступать! Чтобы пакостничать и одновременно предаваться с ней любви… Да еще как… Нет, такое невозможно.
– Но если это не Генри, то все же кто-то из твоих знакомых, – настаивал Этьен. – В большинстве случаев именно так оно и бывает.
– Поезжай сейчас в отель, – сказал Этьен более приветливо. – И, как следует подумай о том, что я тебе сказал. Завтра ты примешь участие в запуске новых духов, будешь вести себя, как ни в чем не бывало, будешь улыбаться, будешь доброжелательной и спокойной, а затем вернешься домой, в Англию, и отыщешь того, кто это сделал. На твоем месте я бы непременно узнал в агентстве, ответственном за рекламу твоей авиакомпании, была ли в списке претенденток твоя подруга Синди.
Поднявшись на ватные ноги, Гита печально кивнула и вышла за дверь к ожидающей ее Клэр. Теперь, наверное, уже безразлично, в какого класса гостинице она остановится. Урон нанесен.
– Мне очень жаль, – сочувственно сказала француженка, которая явно все слышала.
– Да.
– Если я могу что-нибудь для тебя сделать…
– Спасибо.
Зарегистрировавшись в гостинице, она прямиком направилась в свой номер. Только не Генри, убеждала она себя. Генри не мог этого сделать!
По Генри ее не любит. А как злобно говорила с ней его мать! И он прекрасно знал обо всех ее передвижениях за последнее время, разве не так? И еще он очень старался поскорее уничтожить ту «кровавую» надпись на стене ее дома. Почему? Потому что это было лишней уликой? Или потому, что ему было не все равно? А может, ему надоело преследовать ее на расстоянии? И захотелось убедиться в ее реакции на него вблизи?..
Нет! Господи, только не Генри! Пожалуйста, Господи, только не Генри!
Но что, если это все-таки он? Если он продал в газеты рассказ об их занятиях любовью, о ее поведении в постели? Продал это вместе с фотографией?