Роуленд никогда не мог вспомнить, каким образом он снял с себя всю одежду, а Элизабет освободилась от корсета, рубашки и чулок, зато он никогда не забудет, как она лежала перед ним нагая и ее янтарного цвета пышные волосы пребывали в полном беспорядке; одной рукой она застенчиво прикрывала грудь, а другая ее рука покоилась чуть повыше бедер.
— Не прячь себя, Элизабет, — прошептал он, заключил ее лицо в ладони и приблизил губы к ее обольстительному рту. — Так редко можно увидеть столь безупречную красоту.
Она тихонько вздохнула, когда его губы мягко коснулись ее губ. Его руки гладили ее волосы, а сам он, казалось, потерялся в этой нежной красоте.
Он наслаждался гладкостью ее кожи и тем, как она реагировала на прикосновения его загрубевших рук. Он слышал, как гулко бьется ее сердце и прерывается дыхание, когда он целовал ее снова и снова.
Он не позволял себе изменить характер ласк, не позволял ей большего, чем прижиматься к его рту своими роскошными губами. Она была воплощением нежности и хрупкости которое следовало почитать и лелеять. А он был лишь изголодавшийся мужчина, стоящий перед искушением и красотой.
Все тело Элизабет полыхало от невидимого жара, исходящего от его губ. Каждое место, к которому прикасался его рот, каждая легкая ласка его ладони бросали ее в еще больший жар.
Господи, она находилась с Роулендом Мэннингом, с тревогой сознавая, что секунды и минуты утекают в вечность. Слезы подступили к ее глазам.
Она никогда не дерзала думать, что он позволит ей это. Ей понадобилось немало времени для того, чтобы осознать, что он способен отказать себе в любом удовольствии, даже в счастье. Она не знала, почему у него существует потребность мучить себя, но зато была уверена в одном.
В мире не было другого столь замечательного мужчины, который имел о себе прямо противоположное мнение. И она отчаянно хотела поделиться своей любовью с ним, отдать ему частицу себя, того, что она сохранила исключительно для него. Она хотела рыдать от удовольствия, которое он дарит ей, наполняя ее душу счастьем.
— Элизабет… — прошептал он, и в его напряженном голосе ощущался вопрос.
Она не хотела уходить от потока чувств, однако заставила себя приподнять голову.
— Да?
— Я не могу смириться с мыслью о том, что гублю тебя, причиняю тебе боль. — Он прикоснулся лбом к ее ключице.
— Замолчи… — Элизабет медленно приподнялась, опираясь на локоть. — Ты ничего такого не делаешь. — Она помолчала. — Ты говорил мне, что у женщин мало выбора. Это то немногое, что мне разрешено. То, чего я требую.
— Ты не знаешь, чего просишь. Это не принесет ничего, кроме боли, уверяю. — Он провел губами по ее ключице, достиг впадинки на шее. — Ты ведь не представляешь, что происходит между мужчиной и женщиной?