— Так что же? — проворковал Роуленд.
— Пятерку, — пробормотал Люк.
— Всего лишь? — Роуленд потер виски, словно они у него заболели.
— О, — выдохнула Элизабет. — Вы никогда не ставили на скачках по пятьсот фунтов.
Когда Люк ничего не сказал, это сделал Роуленд:
— Готов спорить, что это не так.
Она расслабилась и снова выдохнула:
— Ой, всего пять фунтов!
Глаза у Люка потемнели, в то время как в светло-зеленых глазах Роуленда блеснула искорка.
— Опять неправильно.
— Пять тысяч? Но это… невозможно, — недоверчиво проговорила Элизабет.
— Вот так сюрприз, — пробормотал Роуленд, — А я думал, что вы знаете, как ведут себя мужчины. Не знаете? Ну что ж, буду счастлив обучить вас кое-чему. Рискну предположить, что это джентльменское пари, вероятно, является делом чести и связано с маленькими ставками в книге регистрации. Не возражаете, если я спрошу, кто вас поддерживает?
Кажется, Люк готов был наброситься на своего собеседника.
— С удовольствием — проскрипел он. — Пимм. — Он заставил всех герцогов в Лондоне сделать ставку на то, что ваша кобыла проиграет мерину Татта.
Элизабет вгляделась в лицо Роуленда и не нашла в нем даже следа удивления.
— Цена герцогской гордости в самом деле высока, ваша светлость, — растягивая слова, проговорил Роуленд.
То, о чем Роуленд Мэннинг предпочел не информировать людей Хелстон-Хауса после неудачной попытки поймать эту дурацкую канарейку, стало вполне очевидным днем позже.
Он должен был быть в Виндзоре. Конечно, не на балу, а в позолоченных конюшнях. Всем было известно, что Принни любил Аскот, почти так же как любил содержать победителя. А еще принц любил страховать свои пари, пригласив и Роуленда, и Таттерсоллза разместить их лошадей в королевских конюшнях.
Роуленд не знал, как будут разворачиваться события, но если жизнь его чему-нибудь и научила, так это тому, что шанс поймать своевольную обезьянку успеха заключается в том, чтобы наблюдать возможности развития ситуации.
Деньги были той штукой, которая занимала его мысли каждую минуту каждого проклятого дня. У него болела и ныла грудь, когда он шагал среди ночи из обширной конюшни к старому письменному столу в своем кабинете в главном здании. Все, что он построил, грозило распасться.
Впервые за все время конюхи продемонстрировали зачатки сомнения, пусть даже и не осмелились высказать его вслух.
Поставщик сена и соломы в Лондоне предупредил, что это может оказаться последней партией. Его репутация больше не была надежной. Пока он не выиграет Золотой кубок, намекнул ему поставщик.
Строительство последней конюшни застопорилось. Пока не изменятся обстоятельства, проинформировали строители.