Никто больше не верил ему, когда он пытался доказать, что скоро получит деньги независимо оттого, выиграет или проиграет. Он провел ладонью по лицу. Он ходил по проволоке под куполом цирка Пимма.
Нельзя сказать, чтобы его мучили остатки совести из-за победы или выигрыша. Все были чертовски глупы, полагая, что его мучают угрызения совести. Он в точности вычислил бы, какая дорога принесет ему наибольший выигрыш, и сделал бы все, что нужно, для того чтобы проиграть или победить. Просто он чертовски устал. Впервые в жизни у него не хватало энергии и желания. Он смотрел на все возрастающие пачки счетов, лежащих перед ним. Дав волю охватившей его ярости, он смахнул их со стола. Гроссбухи с глухим стуком свалились на пол, а отдельные листы бумаги закружились, словно осенние листья. И тут он увидел на простом деревянном письменном столе вырезанные слова. Он смотрел на них до тех пор, пока они не расплылись перед глазами. Он вспомнил советы, данные ему в детстве…
«Ты сильнее всех. Ты тот, кто все преодолеет. Тот, кто научился идти без… — Роуленд попытался остановить воспоминания. — Ты должен оставаться один, не быть ни прислугой, ни благородным. Никогда не забывать, никому не доверять, никого не любить — кроме самого себя. Никогда не давай никому то, что принесет власть над тобой. Это средство твоего разрушения, как случилось со мной».
Он положил руки и голову на письменный стол. Кровь в висках яростно стучала при каждом ударе сердца. Роуленд не знал, сколько времени прошло до тех пор, пока он ощутил прикосновение к обнаженной шее. Он резко поднял голову.
Он был уверен, что это сон. Нет. Он никогда не видел во сне ничего хорошего. Ночь заменяла собой тьму прошлого.
Перед ним стояла Элиза. Он не смог бы описать, во что она была одета, поскольку видел лишь ее полное сочувствия лицо, ее изумрудные глаза, ее ниспадающие завитки волос.
В ее глазах светились вопросы, но она ничего не говорила. Она медленно поставила на стол вещи, которые принесла с собой. Он услышал стук глиняной и серебряной посуды, однако не стал смотреть на это. От пьянящих вкусных запахов едва не закружилась голова.
— Вы должны поесть, — тихо сказала она.
— Я не голоден, — без всяких эмоций сказал Роуленд.
— Вы забыли, что такое еда, — шепотом сказала она. В ее лице не было жалости или упрека, это было простой констатацией факта.
— Вы не должны быть здесь.
— Я знаю.
— А как…
— Не думайте об этом, — тихо сказала она, обходя вокруг стола и развязывая салфетку. Когда она наклонилась, он закрыл глаза, ощутив исходящий от нее теплый аромат мыла. Локон коснулся его плеча. Роуленд отстранился, чтобы не чувствовать этих прикосновений.