Все эти нюансы учла советская идеология, которая после сворачивания НЭПа принялась популяризировать исключительно правильных героев: военных, спортсменов, государственных деятелей, а также массу героев из низов – представителей рабочего класса и крестьянства. К тому же был нанесен сокрушительный удар и по организованной преступности, которая была фактически ликвидирована. Например, всесоюзную «малину» – базу уголовников-профессионалов на Хитровском рынке в Москве – сровняли с землей в 1926 году, тогда же покончили с беспризорничеством (именно там ковались молодые кадры для преступной среды), а к началу 30-х прекратили свое существование проституция (как явление), наркомания, рэкет. Отныне преступники превратились в презираемую большей частью населения категорию граждан, подражать жизни которых мечтали единицы.
Например, объявлялся после отсидки где-нибудь на улице Казакова в Москве вор-рецидивист Леша Меченый, который жил себе поживал среди рядовых граждан, однако дружбу водил исключительно с такими же, как и он, уголовниками. Все его соседи догадывались, чем промышляют эти люди по вечерам – грабежами, но все понимали, что длиться это будет недолго, поскольку местное отделение милиции не лаптем щи хлебало. Поэтому очень скоро за Лешей Меченым и его дружками приезжал милицейский «воронок» и увозил эту компанию сначала в тюрьму, а оттуда – в солнечный Магадан лет этак на пять. И польза обществу от этого была существенная. Во-первых, несколькими преступниками в городе становилось меньше (пусть и на время), во-вторых – люди видели, что наказание для людей, преступающих закон, неотвратимо и редкий нормальный человек хотел для себя жизни из разряда «украл – выпил – в тюрьму».
Иное дело было на Западе. Там члены преступных группировок также жили в среде простых граждан, тоже не особенно скрывали своего образа жизни, однако за ними полицейские «воронки» приезжали крайне редко. А за главарями мафиозных синдикатов и вовсе могли никогда не приехать, поскольку доказать их преступную деятельность власти не имели никакой возможности (для этого у преступников была целая свора адвокатов). А то и вовсе не хотели этого делать, поскольку были повязаны с мафией незримыми узами кровных связей. Взять, к примеру, знаменитого мафиози Фрэнка Костелло, которого, как мы помним, прозвали «премьер-министром преступного мира» за то, что он умел «отмазать» своих гангстеров от «наездов» властей. Читаем у К. Сифакиса:
«У Костелло было больше связей в политических кругах, чем у любого другого руководителя организованной преступности в национальном синдикате. Фрэнк Костелло стоял за «договоренностью» между преступным миром и правительством. Он покупал покровительство и не колеблясь расходовал деньги банды, будучи уверенным, что сможет получить их, когда понадобится. Ему были обязаны многие политические лидеры и судьи. Он дергал за ниточки больше руководителей нью-йоркского Таммани-Холл, чем любой мэр, или губернатор, или президент. Пресса писала, что он «владеет» ими всеми, от Кристи Салливана до Майка Кеннеди, от Фрэнка Росетти до Берта Стрэнда и от Хьюго Роджерса до Кармине Де Сапио. Костелло оказывал им поддержку, добывал для них деньги, обеспечивал голоса избирателей через политические клубы, которые он контролировал, когда эти действия имели значение. И когда приходило время политических решений, Костелло просто выполнял тот же вид обязанностей, что и сенат США, – советовал и давал разрешение. Босс Таммани-Холл Роджерс изложил ситуацию: «Если я понадоблюсь Костелло, он за мной пошлет».