— Алексеем Панфиловичем меня уже двадцать пять лет зовут. Труса празднуете! Назира испугались.
— Да нет… но что командование скажет… да и правительство Бухары… Международный конфликт…
Голос его звучал слабо, чуть слышно. Амирджанов устал, набегавшись за день. А потом он просто боялся, когда комполка находился в таком настроении.
Сейчас он не договорил. По неровному грунту двора плясал, приближаясь, колеблющийся прямоугольник света.
— Товарищ комполка, — издалека донесся голос дежурного, — там красноармеец Юнус Нуритдинов явился.
Гриневич безмолвно, одним прыжком, соскочил с коня, бросил поводья и, схватив за плечо вестового, толкнул его вперед: «Где, где… скорее веди!»
Он вбежал в низкую худжру бывшего медресе. Здесь на шаткой железной койке, покрытый серым солдатским одеялом, лежал Юнус. Первое, что увидел Гриневич, было лицо красноармейца, мертвенно-бледное, искаженное гримасой страдания. Но едва Юнус услышал голос командира, губы его раздвинулись, блеснули кипенно-белые зубы и тихо, но внятно он проговорил:
— Приполз… командир… приполз. На руках приполз… ушел от него… от палача, ушел.
Юнус закатил глаза и хрипло расхохотался.
В истерическом этом, более похожем на стон боли, смехе звучали ноты торжества и гордости.
— Доктора, — приказал Гриневич. — Скачите в Павлиний сарай. Привезите доктора. Быстро. — И наклонился над койкой: — Лежи, лежи, Юнус…
Юнус поднялся на локтях, с прерывистыми хрипами заговорил:
— Зачем доктор… Пропал Юнус… Помирает Юнус, командир, подымай красных солдат… Делай тревогу… Война в Бухаре будет сегодня, война будет… Сейчас, сегодня ночью война начнется…
— Успокойся, лежи. Такие, как ты, не умирают.
— Ох, командир, плохо… совсем плохо… — Юнус говорил с трудом. — Мясо со спины ободрали… огнем жгли… командир… слушай, командир… Они хотят сжечь поезд, сжечь снаряды…
— Какие снаряды?!..
Юнус вцепился в отвороты шинели Алексея Панфиловича, и в лицо командиру пахнуло прелой кровью.
— Подговаривал меня… деньги сулил… подлецом хотел сделать. Нет… командир!
И он упал со стоном, глаза его закатились.
— Доктора… скорее, — крикнул во весь голос Гриневич.
В дверях уже стоял Петр Иванович.
— Иду, иду, что еще приключилось?
— Доктор, делайте все что хотите, только спасите. — Гриневич показал головой на Юнуса и кинулся во двор.
Пожав плечами, доктор осторожными пальцами начал расстегивать и отворачивать кровавые обгоревшие лохмотья.
— Ай-яй-яй, — бормотал он. — Ну и звери… настоящие звери. Где это они тебя так, батенька?..