— Ну, вот вы… вы хотите сказать?
Но Прыщавый меньше всего рассчитывал выступать первым. Он быстро убрал улыбку с губ и, запинаясь, протянул:
— Нет… те… я говорю, где… те… те… те… свадьба…
И больше выжать он ничего из себя не смог. Он, как говорится, так и не решился извлечь словесный меч из своих ножен.
Снова наступило молчание.
Сурнай пел, удаляясь. Чуть слышны стали крики провожатых жениха.
Повернув голову к Арипову, Энвербей сказал:
— Сколько солдат? Пулеметов? Орудий?
— Э? Что? — испугался назир.
Плечи Энвербея вздыбились.
— Сколько у партии «Иттихад» людей? Вооруженных? Армия? Когда вы рассчитываете… поднять меч? Нельзя откладывать… Будет поздно.
Многие вздрогнули. Бледность разлилась по лицам. Сердца замерли. Все присутствующие лелеяли мечту жить без большевиков, жить тихо, мирно, без помех. Но как-нибудь так, без усилий, без борьбы, само собой. А тут? Выступать, воевать…
И тогда, не поднимаясь с места, заговорил державшийся до сих пор в тени Рауф Нукрат.
— Да будет воля всевышнего! Поздно, да, уже поздно, господин. Ваши уста изрекли истину. Поздно!
— Как? Поздно? — растерялся зять халифа. — Я не говорил «уже поздно», я говорил «будет поздно».
— Уже поздно.
— Объясните.
Опершись ладонями о широко расставленные колени, назир вкрадчивым голосом произнес:
— Сегодня мы побеседовали с одним из презренных. Нам попался один из большевиков-отступников… Письмо на него получили большевики, что он «двуликий»… Скажем, мы постарались насчет письма. Ну, они очень его защищали, но он оказался в наших руках. Мы с ним побеседовали ласково… с теплотой… даже с горячим сочувствием и вниманием… хэ… хэ… — Он зловеще захихикал. — Ну, от горячей дружбы кто не растает… хэ… хэ… и он…
— Кто? — визгливо спросил Якуб-заде. Лицо его позеленело.
— Юнус Нуритдинов из голодранцев… он в проклятой Красной Армии… состоял, животное… До того развратился душой… отступник, — от ярости назир начал задыхаться, — ну, теперь он… Мы его… огоньком… вот язык и развязался… Сейчас ему из спины ремни вытягивают… Он еще не так заговорит, если… не подохнет.
— Что он сказал? — яростно спросил Арипов.
— Проклятый сказал… — Тут последовала многозначительная пауза. — Сказал, что они… большевики, все знают… Про нашу подготовку знают… про наши мысли знают…
Ужас мелькнул в глазах гостей. Им не надо было объяснять, о каких мыслях шла речь. Страх незримо вошел в михманхану, и даже Энвербей побледнел.
Рауф Нукрат невозмутимо продолжал:
— Им известно все… И, велика милость аллаха, премудрый бог заставил большевиков отдать нам в руки их же человека… этого Юнуса, преданного им душой и телом… хэ… хэ…