«Воспитанием» Жаннат занялась сама госпожа Мамурахон, хозяйка заведения. Два-три года девочку обучали музыке, танцам, грамоте, правилам вежливости по кодексу «Советы мудрых». Время шло. Бек не проявлял ни малейшего интереса к «красивой змейке». Толстуха нервничала: такой товар пропадает. Правду говорил бекский приближенный: девчонка — райская гурия. Пожалуй, такая придется по вкусу самому эмиру бухарскому. Тайком толстуха повезла Жаннат за тридевять земель в Бухару. «Счастье не в небе витает, счастье мы сами в руках держим». Чтобы не потерпеть непредвиденных убытков, Мамурахон прихватила еще двух-трех девиц. Но слух о «красивой змейке» давно ходил по гиссарской земле. По дороге, близ города Байсуна, караван, с которым ехала Мамурахон со своими девушками, задержали на внутренней таможенной заставе. Жаннат приглянулась начальнику таможни, и он приказал привести ее к нему домой. Толстуха подняла крик. Начальник закричал: «Знаю я тебя, тещу Иблиса, чем ты занимаешься. Слава аллаху, в нашем добродетельном государстве за такие дела смертная казнь по благочестивым исламским законам полагается!»
В михманхане у начальника таможни сидели его приятели. Происходил базм — оргия. Жаннат заставили играть на дутаре, петь, танцевать. Умоляюще смотрела девушка на Мамурахон, сидевшую в углу, но та только поощрительно покачивала головой и бормотала: «Живей, моя милая. Сколько кобылке ни резвиться, все равно заседлают». Мамурахон только и думала теперь, чтобы взять подороже. В пьяном угаре гости начальника таможни рычали, издавали звериные вопли. В михманхане стоял запах винного перегара, дым гашиша. Гашиш подложили девушкам в пищу. Сам начальник, толстый, грузный мужчина, заросший волосами, схватил за руку Жаннат и оттащил ее в соседнюю комнату. «Смотри, роза души моей, сердце мое горит! Обними меня, возляжем на ложе. Шесть одеял подстелю для твоего гибкого тела». Но недаром прозвали Жаннат змеей. Она выскользнула и, стрелой промчавшись через комнату, где пьяницы продолжали пировать, выбежала из дома и бросилась по улице. Тотчас она услышала топот ног и хриплый разъяренный голос. «Держи ее!» Топот приближался. Навстречу кто-то поднимался по крутой улочке и, задыхаясь, рычал: «Иду! Иду!» Толкнув первую попавшуюся калитку, Жаннат заскочила в чистенький дворик. Посреди него молодая женщина мыла голову кислым молоком На возвышении под деревьями сидел человек в очках с острой бородкой, ярко выделявшейся своей белизной на кирпично-красном лице. Задыхаясь, Жаннат прислонилась спиной к столбу, подпиравшему крышу навеса, и старалась отдышаться. Женщина мыла по-прежнему волосы. Старик, опустив голову, разглядывал из-под очков Жаннат. С улицы доносился топот, вой, крики. В калитку бешено застучали, и Жаннат застонала. Тогда старик кивнул головой на большой медный кумган с изогнутым лебединой шеей носиком и проговорил только одно слово: «Поливай!» А сам быстро засеменил к калитке. Проходя мимо взявшей уже в руки кумган Жаннат, он, словно невзначай, поднял с земли женский камзол и накинул его ей на голову. Яростный стук в калитку сотрясал ворота. «Кто там? Иду, иду!» Дрожащими руками поливая воду на голову женщине, Жаннат слышала весь разговор.