— Больше тебе нечего сказать? — съязвил он. — Может, оно и к лучшему.
— Да, — согласилась она. — Лучше не тратить на объяснение с человеком, который уже все решил и не изменит своего мнения. Давай оставим все как есть, Рико. Нам нечего сказать друг другу.
— Так просто?
— Давай посмотрим правде в глаза. Мы слишком изменились. Мы не можем вернуться к прошлому.
— Расскажи мне о сыне.
Этот приказ заставил ее замолчать. Лицо Рико было жестким, в глазах бушевало пламя ярости.
— Расскажи мне о моем сыне, — повторил он мягче. — Или ты не можешь? Ты отдала его, даже не взглянув?
— Нет, я видела его.
— Каким он был?
— Большим. Он весил восемь фунтов и девять унций. И у него были красивее темные глаза.
— Я думал, у всех младенцев голубые глаза, по крайней мере в первые дни, — сказал он хрипло.
— Они были темно-голубыми.
А потом очень скоро превратились в темно-коричневые, как у его отца. Но он анне скажет ему об этом.
— Ты когда-нибудь занималась им?
Первые часы она прижимала его к груди, не в силах расстаться с ним. Она плакала слезами радости и боли над крошечным созданием, лежащим в ее руках!
— Да, я занималась им, — ответила она.
— А потом отдала, — горько сказал Рико. — Все эти годы он жил с чужими людьми, и я не могу увидеть его. Моего сына. Моего!
Если она и сомневалась, рассказать ли ему о Гарри, то теперь эти сомнения рассеялись. Властность в его голосе, с которой он произнес «мой», подтвердила ее худшее опасения. Артуро Форца послал своего человека разрушить ее жизнь. А Рико — его внук.
— Скажи мне, где он, — потребовал Рико. — Скажи, где мой сын.
— Забудь его, Рико. У тебя нет сына.
— Проклятье, — выругался он.
— Неужели ты думаешь, я позволила бы ему вырасти здесь и превратиться в твою копию или в копию твоего деда, который наводит на всех страх одним только своим видом. Я бы не позволила ему и приблизиться к моему ребенку.
— Мой дед умер два года назад.
— Но он прожил достаточно долго, чтобы испортить тебя и сделать похожим на него. Не забывай, я испытала на себе его жестокость. Он угрожал засадить тебя за решетку, если я не уступлю. Как он мог сделать это, если любил тебя?
Рико выглядел озабоченным. Кажется, она сумела задеть что-то в его душе.
— Мой дед любил людей по-своему, — сказал он наконец.
— Но для него важнее была гордость, а не любовь, не так ли? — настаивала она.
— Что ты вообще знаешь о моем деде? — взорвался Рико.
— После того, как он обошелся со мной, достаточно. «По-своему любить людей» означало, что он любил их, пока они делали то, что ему хотелось. И помоги им Бог, если они не делали это. Что могло случиться с тобой, если бы я не согласилась?