– Что с вами, дитя мое? Вы можете говорить?
Сколько раз мы сидели в обнимку у камина, при свечах, ведя дружескую беседу после дневных трудов. Теперь все переменилось. Когда камин затопили, глинтвейн принесли и вложили кружку в мои онемевшие от холода руки, служанок отослали и между нами воцарилась тишина – настал час для иного рассказа.
– Кэт.
– Мадам?
Я собралась с духом.
– Моя кузина, королева Екатерина… девушки болтали…
Кэт тяжело вздохнула:
– Я думала оградить вас от этих известий.
– Я хочу знать. Еще вздох.
– Мне известно лишь то, что сообщил утренний гонец. Мадам Екатерину, вашу кузину, казнят за измену – она оказалась непорядочной женщиной. У нее был любовник еще в девичестве, в бабкином доме, и, говорят, она завела другого уже будучи королевой – привечала его ночью в своей опочивальне и ни в чем ему не отказывала.
– И это правда?
– Ее любовники во всем сознались.
– Как в прошлый раз?
– В прошлый раз?
Кэт всполошилась. Она этого не ждала.
– «Как в прошлый раз», сказала горничная, «как наша прошлая». Я знаю, о ком она.
Кэт застыла. Ее расширенные зрачки и частое, прерывистое дыхание выдавали крайний испуг.
– Моя мать – ведь они говорили о ней. Она была такая же, как Екатерина?
Кэт словно онемела. Потом она заговорила:
– Вам известно, мадам, что вашу матушку обвинили… обвинили в измене королю.
– Что значит «измена»?
– Говорят, она злоумышляла против супруга, против его душевного спокойствия. Будто бы она насмехалась над его мужскими способностями, дескать, в постели Его Величество не такой – не всегда такой, – как другие мужчины.
Мне показалось, что мою голову стянуло стальным канатом.
– Кэт, это измена? За это ее казнили? Лицо Кэт было бледно и печально, как зимний день.
– Королеву Анну также обвинили в распутстве, госпожа. Будто бы она завлекала придворных господ и тешила с ними свою похоть, и будто бы они миловались с ней в ее опочивальне и даже на королевской половине.
В том же виновна и Екатерина.
Продолжай.
– Кто?..
– Трое придворных. Один из них был любимый друг короля, Генри Норрис…
– И?..
– И ее музыкант, миледи, – лютнист Марк Смитон.
– И?..
– И ее брат, мадам. Ваш дядя, виконт Рочфорд.
Мы сидели – я и Кэт – словно два мраморных изваяния, две обращенные в камень женщины. Я узнала, что хотела.
То была моя первая бессонная ночь – первая ночь, когда я не сомкнула глаз до рассвета.
И первый озноб первого страха, который не отпускал меня с той поры, как ни старалась я схоронить его под грудой прочитанных книг, под своими записками, под спудом усвоенных знаний. И вот сейчас требование явиться ко двору, зловещий придворный вернули былой страх: он притаился в углу комнаты, он был частью меня, он таился в уголке моей души.