– И смертью великих предателей ты умрешь!
Кэмпион с трудом мотнул головой:
– Сэр, не тратьте понапрасну угрозы. Смерти, которой вы меня пугаете, я ищу с детства.
Его спокойствие задело Уолсингема больше, чем его слова.
– И ради чего, презренный? – заорал он. – Скажи ее милости, ради чего?
Несчастный улыбнулся так ласково, что я поневоле отвела глаза.
– Ради Господа моего и Небесного Владыки, сладчайшего Иисуса Христа, Которого я не предал. Которого чаю вскоре увидеть лицом к лицу и с Которым уповаю пребывать в жизни вечной.
Я с жаром подалась вперед:
– Вы исповедуете Христа?
Кэмпион мучительно склонил голову:
– Он – Сын Божий.
– Вы исповедуете, что Христос – един и Бог – един, а все остальное – чепуха?
Опять блаженная улыбка.
– Клянусь, мадам, в это я верю.
– А учили ли вы, что королева Шотландская должна править здесь вместо меня?
Его глаза одни и остались незатронуты страданиями, чистые, как у ребенка.
– Клянусь, мадам, нет.
Я лихорадочно шарила взглядом среди придворных, ища в темноте этого великого законника, сэра Николаев Бэкона. Где он?
– Лорд-хранитель печати, разве это преступление? Разве за это казнят?
Бэкон тяжело переступил с ноги на ногу и приготовился говорить. Но его упредили.
– Ваше Величество… если позволите.
Я поначалу не заметила среди стоящих за Уолсингемом и Топклиффом этого человека.
Он был ниже Уолсингема, бледнее, словно всю жизнь провел под землей и вышел оттуда с почерневшими, неумолимыми глазами. Он подошел ближе, взял со стола свечу и поднес ее к самому лицу Кэмпиона. Голос его был очень тих.
– Ваш Папа Римский в последней булле объявил нашу королеву незаконнорожденной еретичкой и мнимой королевой Англии. Он запретил повиноваться ей под угрозой отлучения, а кто не исполнит, будет вместе с ней ввержен во тьму кромешную. Не морочь нас ссылками на нашего Господа и Его Святое Имя! Признаешь ли ты папскую прокламацию или нет?
Голубые глаза вспыхнули ярче.
– Я признаю мою королеву и не таю против нее никакого зла.
Маленький следователь ухмыльнулся.
– Увиливай, иезуит, хоть до Судного Дня! – сказал он вкрадчиво. – Только ответь мне на это: отрекаешься ли ты от Папы, который есть сатана, и от всех дел его?
Никакого ответа.
Голос следователя стал ласковым, почти нежным.
– Если Папа пошлет войско против нашей королевы, кому ты будешь повиноваться? Кому служить?
Теперь был черед Кэмпиона криво усмехнуться.
– «Кровавый вопрос», сэр? В Дуэ нас об этом предупреждали.
Я видела ловушку, видел и Кэмпион, ведь он был умнее нас всех, вместе взятых. Он ступил в нее с открытыми глазами, сознавая, что делает.